Батискаф своей нижней частью тяжело погрузился в черный ил.
Менее пятнадцати минут прошло с тех пор, как я отключил поглотитель углекислого газа, но воздух в кабине уже был спертым. На первый взгляд, ни Виланд, ни Ройал ничего не чувствовали; возможно, они решили, что это нормальные условия, но, вероятнее всего, вообще ничего не заметили. Оба они были полностью поглощены тем, что увидели в переднем иллюминаторе в мощном свете прожектора.
Я тоже был захвачен этим. Сотни раз я задумывался над тем, как буду себя чувствовать, как отреагирую, когда, наконец, увижу, если вообще когда-нибудь увижу, то, что лежало теперь, наполовину погруженное в ил, на дне рядом с батискафом. Я ожидал гнева, бешенства, боли, может быть, даже страха. Но сейчас я уже ничего этого не чувствовал. Меня охватили жалость и горе, я почувствовал глубокую грусть. Может, моя реакция была не такой, как я ожидал, потому что я находился в обморочном состоянии из-за невыносимой боли от ран, но знал, что дело не в этом: мне не было легче от сознания того, что жалость и грусть относятся не к тем людям, а ко мне самому... Я погрузился в печальные воспоминания и вместо того, чтобы прийти в ярость, расчувствовался, как человек, окончательно затерявшийся в своем собственном одиночестве.
Самолет погрузился в ил примерно на один метр. Правое крыло бесследно исчезло, наверняка оторвалось при ударе о воду. Исчез и кончик левого крыла, но часть хвоста и фюзеляж были совершенно целые, за исключением продырявленного, как решето, носа и выбитого переднего стекла — доказательство того, как погиб самолет ДС.
Мы находились вблизи корпуса, нос батискафа нависал над затопленной кабиной самолета. Внутри нее я мог различить два скелета: скелет в кресле первого пилота, которого удерживал ремень безопасности, сохранил выпрямленное положение; другой же, на месте второго пилота, наклонился вперед и был почти не виден.
— Прекрасно! Разве это не впечатляет, Талбот? — Виланд на какое-то время даже победил свою клаустрофобию, он потирал руки.— Прошло так много времени... но игра стоила свеч. Совершенно целый! Я опасался, что его может раскидать по всему дну. Опытный специалист по подводным работам справится с ним без труда, не так ли, Талбот? — Не ожидая ответа, он вновь уставился в иллюминатор, наслаждаясь видом.— Прекрасно! — Повторил он еще раз.— Действительно, прекрасно!
— Да, прекрасно,— согласился я. Меня самого поразил мой спокойный, равнодушный голос.— За исключением британского фрегата «Де Браак», затонувшего во время шторма у побережья штата Делавэр в 1798 году, это, вероятнее всего, самый крупный подводный клад в западном полушарии. Десять миллионов двести пятьдесят тысяч долларов в золотых слитках, изумрудах и нешлифованных алмазах.
— Точно! — Виланд забыл, что является представителем благородного племени преуспевающих бизнесменов и снова принялся потирать руки.— Десять миллионов...— Внезапно он осекся, вздрогнул и замолчал.— Каким образом... откуда тебе об этом известно, Талбот? — прошептал он.
— Я знал об этом еще раньше тебя, Виланд,— ответил спокойно я. Они оба отвернулись от иллюминатора и уставились на меня. Виланд со смешанным чувством удивления, подозрительности и зарождающегося страха, Ройал своим единственным здоровым холодным, бесцветным, окаменевшим глазом, раскрытым шире, чем когда-либо.— Боюсь, Виланд, по сообразительности тебе далеко до генерала. Да и мне тоже. Он расшифровал меня еще сегодня утром. Я даже понял, почему это произошло. А ты, Виланд, знаешь, почему?
— Что это ты городишь? — спросил он охрипшим голосом.
— Он сообразительный парень, наш генерал,— продолжил я, не обращая внимания на его слова.— Когда утром мы высадились на плавающем острове, он заметил, что я закрывал лицо только до тех пор, пока не убедился, что среди встречающих нет какого-то определенного человека. Позднее я перестал об этом заботиться. Признаю, с моей стороны это была неаккуратность. Ее хватило генералу, чтобы догадаться, что я не убийца, потому что настоящий убийца закрывал бы лицо от всех. Он также догадался, что я уже был на плавающем острове и поэтому
опасаюсь, что кто-то может меня опознать. В обоих случаях он был совершенно прав: я не убийца и до этого уже был на платформе. Точнее говоря, сегодня ночью.
Виланд молчал, его совершенно сбил с толку катастрофический смысл моих слов, с вытекающими из них мрачными перспективами. Он пришел в полное замешательство и был не в состоянии выразить свои противоречивые мысли словами.
— Кроме того, генерал заметил кое-что еще,— сказал я.— Он обратил внимание на то, что когда ты рассказывал мне о предстоящей работе, я ни разу не задал главного вопроса: какой клад мы должны поднять, в каком судне или самолете он находится? Я ведь ни разу не задал такого вопроса. Ведь так, Виланд? С моей стороны это была еще одна оплошность, но ты не обратил внимания. Генерал же отметил это и понял, что причина лишь в одном: я заранее все знал!
Настала десятисекундная пауза, а потом Виланд прошептал:
— Кто ты такой, Талбот?
— Только не твой друг, Виланд.— Я улыбнулся ему, насколько позволяла верхняя челюсть.— Ты умрешь, Виланд. Сдохнешь в мучениях, а испуская дух, будешь проклинать меня и тот день, когда мы встретились.
Снова тишина, еще более пугающая. Мне очень хотелось закурить, но внутри кабины это было невозможно. Бог свидетель, воздух и без того был спертым, дыхание наше неестественно участилось, пот начинал заливать наши лица.
— Я расскажу тебе одну историю,— продолжил я.— Это не сказка для детей, но можно начать так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73