— Мелочь. В ближайшее время он будет не в состоянии присматривать даже за собой, не говоря о других. Скажи, пусть она настоит, чтобы тебя вернули. Генерал не будет возражать, Ви-ланд, думаю, тоже. В конце концов речь идет только об одном дне; Виланду безразлично, кто будет опекать Мэри послезавтра. И не спрашивай, откуда у меня такая уверенность, я сам не знаю. Но готов ручаться головой.— Я помолчал и продолжил:— Виланд решит, что ее желание вызвано слабостью по отношению к тебе.— Его лицо, напоминающее деревянную индейскую маску, даже не дрогнуло, и я сказал: — Не знаю, так ли это на самом деле, да меня это и не касается. Я говорю о том, что, по моему мнению, думает Виланд и что заставит его согласиться. Кроме того, он не доверяет тебе и предпочтет, чтобы ты поехал вместе со всеми. В этом случае ему будет легко за тобой присмотреть.
— Отлично.— Можно было подумать, что я предлагаю ему совершить лишь небольшую легкую прогулку! Ну и флегматик.— Я поговорю с ней. Думаю, она сделает, как ты хочешь. Говоришь, сую голову в петлю. Возможно. Но делаю я это добровольно. И, полагаю, то, что я решился на такой поступок, позволяет мне ожидать от тебя большей искренности.
— Разве я был с тобой неискренним? — Я настолько устал, что даже не почувствовал раздражения.
— Речь идет о том, чего ты мне не сказал. Ты утверждаешь, что необходим тебе, чтобы опекать дочь генерала. Но по сравнению с тем, что угрожает тебе, безопасность Мэри может интересовать тебя, как прошлогодний снег. Если бы это как-то касалось тебя, ты смог бы ее где-нибудь спрятать еще позавчера. Но ты этого не сделал и привез ее сюда. Ты утверждаешь, что она в опасности. А ведь это ты, Талбот, ее впутал. Ну, хорошо, значит, ты хочешь, чтобы я за ней присматривал. Мне кажется, я тебе нужен еще для чего-то.
Я кивнул.
— Ты прав. У меня ведь в буквальном смысле связаны руки. Ведь я пленник. Мне нужен человек, которому можно доверять. Я доверяю тебе.
— Ты можешь доверять Яблонскому,— спокойно сказал он.
— Яблонский мертв.
Он молча смотрел на меня. Через минуту потянулся за бутылкой и налил виски в оба бокала. Его губы были похожи на тонкую меловую черту на смуглом лице.
— Это земля из могилы Яблонского.— Я показал на свои промокшие туфли.— Я засыпал ее четверть часа назад. Его убили выстрелом в голову из автоматического пистолета малого калибра. Попали между глаз. Он улыбался, Кеннеди. Человек не улыбается, когда видит приближение смерти. Его убили, когда он спал.
Я вкратце рассказал ему о событиях с того момента, как я вышел из дому, и до того, как вошел в домик у ворот, не упустив при этом путешествия на Х-13.
Когда я закончил, он спросил:
— Ройал?
— Ройал.
— Тебе никогда не удастся это доказать.
— В этом вовсе нет необходимости,— ответил я, не совсем отдавая себе отчет в том, что я говорю.— Не исключено, что Ройал не попадет в руки правосудия. Яблонский был моим лучшим другом.
Он понял меня и сказал:
— Я бы предпочел не связываться с тобой, Талбот.
Я выпил виски, но алкоголь уже совершенно не действовал. Я чувствовал себя старым, измученным, опустошенным. Кеннеди спросил:
— Что ты собираешься делать сейчас?
— Сейчас? Собираюсь одолжить у тебя сухие туфли, носки и белье. Потом вернусь в дом генерала, пойду к себе в комнату, высушу одежду, прикую себя наручниками к кровати и выброшу ключи. Утром за мной придут.
— Ты сошел с ума! — прошептал он.— Почему они убили Яблонского?
— Не знаю.
— Но ведь ты должен знать.— Он не мог успокоиться.— Зачем было убивать его, если они не выяснили, кто ты на самом деле? Они убили его, потому что раскрыли двойную игру. Значит, о тебе они тоже должны все знать. Они ждут тебя в твоей комнате. Они уверены, ты вернешься, потому что не знают, что ты нашел Яблонского. Как только переступишь порог, получишь пулю в лоб. Как ты не можешь понять этого, Талбот? Неужели ты действительно этого не понимаешь?
— Я давно уже это понял. Может быть, им обо мне все известно. А может быть, и нет. Я и сам многого не знаю, Кеннеди. Может быть, меня не убьют. Может быть, не сейчас.— Я поднялся.— А теперь я возвращаюсь.
Мне показалось, что он попытается удержать меня силой, но выражение моего лица, вероятно, остановило его от этого намерения. Он положил ладонь мне на плечо.
— Сколько тебе за это платят, Талбот?
— Гроши.
— Во имя чего же ты должен так рисковать? — недоумевал он.
Он не смог меня понять. Я сам себя не понимал.
— Не знаю,— ответил я.— Хотя, впрочем, знаю. Когда-нибудь я объясню тебе.
— Тебе никогда не представится случай объяснить,— сказал он грустно.
Я взял сухие туфли, одежду, пожелал ему спокойной ночи и вышел.
Глава 7
В комнате никто меня не ждал. Дверь в коридор я отворил ключом, полученным от Яблонского, почти бесшумно распахнул ее и проскользнул внутрь. В лоб мне никто не выстрелил. Комната была пуста.
Тяжелые шторы все еще были задернуты так, как я их и оставил, но свет я решил не включать. Возможно, они и не знали, что сегодня ночью я покидал комнату, но если бы заметили свет в комнате человека, прикованного за руки к кровати, мгновенно прибежали бы проверить, что здесь происходит. Ведь только Яблонский мог включить свет. Но Яблонский был мертв.
При свете фонарика я проверил каждый квадратный сантиметр пола и стен. Все было на месте. Если сюда кто-то входил, он не оставил ни малейших следов. Впрочем, если кто-то и выходил сюда, трудно было ожидать, что он оставит следы. У двери в комнату Яблонского был вмонтирован в стену большой электрокамин. Я включил его на полную мощность, разделся при его красноватом свете, вытерся насухо полотенцем, а пиджак и брюки повесил на поручень кресла, чтобы они высохли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73