Тамара не могла дождаться того момента, когда сможет уехать отсюда навсегда.
«Мне так не терпится, потому что слишком многое сегодня поставлено на карту, – подумала она. – Сегодняшний день или ознаменует собой начало работы, которая даст мне возможность уехать отсюда, или будет означать, что я еще на многие месяцы, а может быть, даже годы, окажусь запертой в этой ловушке».
Этим утром должны состояться долгожданные кинопробы на роль, которая, возможно, откроет перед ней двери в новую жизнь. Все зависело от ее исполнения. Либо ее жизнь изменится, либо… Нет, она постарается не думать о плохом.
Она и без того должна радоваться своему везению. Когда они впервые въехали сюда, Инга вызвалась спать в этом зале, но Тамара решительно отклонила ее предложение. Поэтому Инга обосновалась в гораздо менее удручающей комнате наверху, где были плита, кушетка и окно, выходящее на напоминающий помойку задний двор. Инга на неполный рабочий день устроилась к Патерсону регистраторшей с предоставлением жилья. К этим благам добавилась работа Тамары в качестве официантки в ресторане «Сансет», тоже с неполным рабочим днем и тоже с некоторыми, хотя и скудными, преимуществами. Обычно она свободно могла ходить на прослушивания, когда они подворачивались, поскольку ее всегда могли подменить, а на какой другой работе ей это позволили бы? Ее жалованья в ресторане вместе с деньгами, которые она получала за съемки в массовках, где бывала занята по нескольку дней в месяц, хватало на то, чтобы свести концы с концами.
Помолившись за удачный исход кинопроб, на которые она отправлялась, Тамара надела пальто и взяла в руки кошелек, сценарий и зонт. Затем проследовала в соседнюю комнату, служившую Патерсону демонстрационным залом его мрачных богатств. Полуоткрытые крышки гробов выставляли напоказ свои шикарные золоченые обивки.
Тамара застонала. При свете уличных фонарей она увидела, что выходящее на бульвар большое зеркальное окно было мокрым от дождя. Снаружи по-прежнему дождь лил как из ведра; это продолжалось уже несколько дней. В Южной Калифорнии начался сезон дождей.
Заслышав приглушенные шаги, доносившиеся с середины выставочного зала, она обернулась навстречу Инге, которая торопливо сбегала по покрытым ковром ступенькам. Ее обычно заплетенные в косы и уложенные в корону соломенные волосы свисали до пояса. На ней была ночная рубашка, в руках она держала дымящуюся кружку кофе.
– Тебе вовсе не нужно меня провожать – сказала Тамара. – Иди еще поспи.
– Поспи! – Инга притворилась рассерженной. – Как ты мог думать, что я сегодня спать! – сказала она на ломаном английском. – Я должна пожелать тебе удачи. – Она обогнула гробы и осторожно, чтобы не расплескать кофе, обняла Тамару. Затем подала ей кружку.
Тамара с благодарностью сделала большой глоток и отдала ей кружку обратно. Руки у нее тряслись, она несколько раз глубоко вздохнула, повторяя про себя: «Я сделаю это. Я обязана это сделать! Ради Инги. В память о моей маме. И ради себя самой».
– Не волнуйся, – сказала Инга. – Ты получать хорошая роль, помяни мой слово. Ты быть большая звезда. У тебя есть талант Сенды. Скоро мы покупать замок в горах и ездить с шофером, ja? – Она наклонила набок голову и широко улыбнулась, любовно глядя на Тамару своими васильковыми глазами.
Тамара зажмурилась.
– Молю Бога, чтобы ты, Инга, оказалась права, – с жаром произнесла она.
– Я всегда права. – Инга продолжала улыбаться; ничто не могло поколебать ее веру в Тамару. Так было всегда. – Разумеется, ты получать роль, Liebling. А теперь иди и пусть они неметь от восторга!
Тамара рассмеялась.
– Ты хочешь сказать: онемеют от восторга. Пожав плечами, Инга взмахнула свободной рукой.
– Не важно! – экспансивно воскликнула она. – Просто сделай это.
Тамара чмокнула Ингу в мягкую щеку.
– Обещаю тебе. А сейчас мне пора, а то я опоздаю на автобус.
– Никаких автобусов.
– Гм?
– Никаких автобусов. Нет сегодня.
– Только не катафалк мистера Патерсона, – умоляюще произнесла Тамара. – Хватит с меня того, что сплю рядом с комнатой, где бальзамируют покойников, я не хочу еще и разъезжать в катафалке. – Она вздрогнула. – Лучше уж я подожду автобуса.
– Нет, никакого катафалка, – ответила Инга. – Только не для такого случая. Знаешь? Я договорилась об автомобиле. – Инга с гордостью показала на окно, за которым дважды прозвучал автомобильный сигнал. Тамара увидела четырехцилиндровый «плимут» модели 1928 года, который подплыл к тротуару, вздымая передними колесами огромные массы воды, как если бы он был быстроходным катером, разрезающим носом гигантские волны. Автомобиль принадлежал Перл Дерн, ближайшей подруге Инги, работавшей гримершей в «Интернэшнл артисте». Перл использовала свои немалые связи в «ИА», чтобы организовать Тамаре эти кинопробы.
Тамара еще раз быстро обняла Ингу.
– Ты – душечка, – тепло сказала она и с волнением взглянула в добрейшее лицо Инги, прочитав в нем непоколебимую уверенность, смешанную с восторгом. В эту минуту она ясно осознала, как сильно верит в нее Инга. «Дорогая Инга, – подумала она, – ты уверена во мне так же, как и я». И, успокоенная, повернулась к выходу, не говоря больше ни слова отперла дверь и выскочила под проливной дождь.
Перл распахнула дверцу «плимута», и Тамара торопливо вскочила внутрь.
– Доброе утро, миссис Дерн, – запыхавшись, проговорила она, плотно захлопнув дверцу. – Ужасная погода, не правда ли?
– Мне этого можешь не рассказывать, – ворчливо проговорила Перл. Голос у нее был низким и скрипучим, в нем отчетливо слышались отзвуки десятилетий непрерывного курения «Лаки страйк» без фильтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175