ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Порядок во всех подобных заведениях один и тот же, эту нехитрую истину Кран усвоил назубок. Быстро нашли выключатель, пивные кружки и даже скатерти. Нетрудно оказалось включить и батарею отопления. Вот только пиво-провод оказался перекрыт, а каморка, где располагался вентиль, была на замке. Не беда: холодильник был забит бутылочным пивом. Так тоскливый вечер обернулся радостью, правда, радостью сомнительной, как мы убедимся, но это уже в следующий раз.
Серый цвет – скромный, посему почти всегда недооцениваемый или вовсе презираемый, на самом же деле – весьма благородный цвет. И серый цвет имеет множество оттенков – от серебристо-серого до цвета грозового неба. Серый цвет может внушать страх, а может и успокаивать. Сероватая мгла сумерек ассоциируется с закатом жизни. Но и с утешением, ибо прикрывает серым покрывалом всю суетность этой жизни. Отвратительное создание и вместе с тем такая умница крыса всегда серая. И кошки благороднейших пород тоже. Тот, кто, превозмогая себя, отправится на прогулку в серый осенний дождливый день, когда тучи давят на тебя, в полной мере ощутит поэтичность серого цвета. Серый цвет преобладает и в сонате для скрипки, и в клавире опуса № 78 соль-мажор; все оттенки серого доминируют в каждом из аккордов, перемежаясь изредка с ненавязчиво-ржаво-красным и бледно-желтым цветом, какой бывает пролизывающая из-за тонкой пелены облаков меркнущая луна.
Кошек в шотландскую клетку в природе не встретишь; и все же если вы увидите, как мой брат осторожно пробирается через голые ветки кустов, на первый взгляд может показаться, что на Бориса кто-то накинул крохотный шерстяной клетчатый плед. Точно под таким нежится на палубе пассажир парома, направляющийся с Шетлендских островов в Абердин. Почему он выбрал плед именно в такой цветовой гамме? Может, просто оттого, что ему приглянулось сочетание черного и красного, а может, он получил его в презент.
Как бы то ни было, он, завернувшись в плед, пытается одолеть мою сложную книгу в английском переводе. Надеюсь, «Башни Венеры» не прибавили в тяжести, будучи переведенными на язык Шекспира, в противном случае этому джентльмену – конечно же, в твидовой шапочке с лапчатым узором – пришлось бы противостоять не только мешающему чтению ветру, норовящему перелистать пару страниц вперед, но и своему разуму.
Интересно, он уроженец Шетлендских островов, направляющийся в Шотландию? Может, по делам? Или же это профессор древнего, основанного еще в 1410 году Университета Сент-Эндрю, возвращающийся после каникул снова читать свои лекции? Что за курс он читает? Тот, кто способен вгрызаться в, с одной стороны, тяжкую, с другой – поэтичную книгу, как «Башни Венеры», наверняка не утруждает себя изучением заурядных дисциплин, как… Нет-нет, я не желаю никого задевать, поэтому не стану приводить примеров. Этот профессор должен заниматься астрономией, математикой либо теоретической физикой. Возноситься в космические дали световых лет и галактик, жонглируя десятками в сорок седьмой или сто сорок седьмой степени, или же погружаться в мир бесконечно малых величин, о которых неизвестно даже, к чему их отнести – то ли к материи, то ли к энергии, то ли к некоему третьему; если же они представляют собой материю, то настолько малы, что способны проскользнуть между лучами света, как я умудряюсь проскальзывать мимо струй дождя, чтобы не промокнуть; либо этот ученый балансирует на канате простых чисел и им подобных личин, силясь отыскать решение так называемой проблемы реверсирования теории Талу а для рациональных чисел.
И я готова поверить, что такой человек – не уроженец Шетлендских островов, как мне показалось вначале, – мог провести каникулы именно на этих островках, вероятнее всего на самом северном из них со странным названием Анст, расположенном на широте южной оконечности Гренландии, куда нормальным людям и в голову не придет ехать в отпуск, о чем считает своим долгом напомнить любой путеводитель, мол, «даже любители Севера и те редко отваживаются насладиться красотами острова Анст» или что-нибудь в подобном духе. Может, он совершил вылазку на остров Фэйр-Айл, где совсем недавно, к великому изумлению этнографов всего мира, наткнулись на проживавших там коренных испанцев. Это потомки тех, кто в 1588 году потерпел крушение, находясь в составе Великой армады; теперь они отплясывают фанданго и находятся под охраной ЮНЕСКО.
Трудно отыскать более резкий контраст ходящей ходуном палубе заржавленного «HMS Gilchrist», чем погожий день в Тоскане, когда теплые лучи солнца ласкают обнаженное тело красавицы, позабывшей о своей первозданной наготе и перечитывающей наиболее удачные пассажи, как думается мне без ложной скромности, а над паромом особая северная разновидность чаек – поморники, летающие только стаями, численность которых представляет собой простое число. Я описываю это на примере ученого, сидевшего на палубе и внезапно напуганного стаей поморников. Всего поморников пять.
Тридцать второй четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он, не напомнив никому о том, что в этот день годовщина первого концерта, данного Мендельсоном-Бартольди с оркестром «Гевандхауз» в Лейпциге, рассказывает «Историю о веселом сочельнике» до конца
– Не знаю, – продолжил земельный прокурор, – от чего это многие морщатся при упоминании о Мендельсоне. Сразу начинаются эти дурацкие разговоры о романтике среди классиков и классике среди романтиков – я уже почти готов верить, что ему не могут простить, что он запоздал с появлением на свет. То, что его терпеть не могли ни Рихард Вагнер, ни вагнерианцы, ни целая плеяда других композиторов, а также так называемых знатоков музыки – заметьте, я употребляю словосочетание «а также», – вполне мотивированно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Серый цвет – скромный, посему почти всегда недооцениваемый или вовсе презираемый, на самом же деле – весьма благородный цвет. И серый цвет имеет множество оттенков – от серебристо-серого до цвета грозового неба. Серый цвет может внушать страх, а может и успокаивать. Сероватая мгла сумерек ассоциируется с закатом жизни. Но и с утешением, ибо прикрывает серым покрывалом всю суетность этой жизни. Отвратительное создание и вместе с тем такая умница крыса всегда серая. И кошки благороднейших пород тоже. Тот, кто, превозмогая себя, отправится на прогулку в серый осенний дождливый день, когда тучи давят на тебя, в полной мере ощутит поэтичность серого цвета. Серый цвет преобладает и в сонате для скрипки, и в клавире опуса № 78 соль-мажор; все оттенки серого доминируют в каждом из аккордов, перемежаясь изредка с ненавязчиво-ржаво-красным и бледно-желтым цветом, какой бывает пролизывающая из-за тонкой пелены облаков меркнущая луна.
Кошек в шотландскую клетку в природе не встретишь; и все же если вы увидите, как мой брат осторожно пробирается через голые ветки кустов, на первый взгляд может показаться, что на Бориса кто-то накинул крохотный шерстяной клетчатый плед. Точно под таким нежится на палубе пассажир парома, направляющийся с Шетлендских островов в Абердин. Почему он выбрал плед именно в такой цветовой гамме? Может, просто оттого, что ему приглянулось сочетание черного и красного, а может, он получил его в презент.
Как бы то ни было, он, завернувшись в плед, пытается одолеть мою сложную книгу в английском переводе. Надеюсь, «Башни Венеры» не прибавили в тяжести, будучи переведенными на язык Шекспира, в противном случае этому джентльмену – конечно же, в твидовой шапочке с лапчатым узором – пришлось бы противостоять не только мешающему чтению ветру, норовящему перелистать пару страниц вперед, но и своему разуму.
Интересно, он уроженец Шетлендских островов, направляющийся в Шотландию? Может, по делам? Или же это профессор древнего, основанного еще в 1410 году Университета Сент-Эндрю, возвращающийся после каникул снова читать свои лекции? Что за курс он читает? Тот, кто способен вгрызаться в, с одной стороны, тяжкую, с другой – поэтичную книгу, как «Башни Венеры», наверняка не утруждает себя изучением заурядных дисциплин, как… Нет-нет, я не желаю никого задевать, поэтому не стану приводить примеров. Этот профессор должен заниматься астрономией, математикой либо теоретической физикой. Возноситься в космические дали световых лет и галактик, жонглируя десятками в сорок седьмой или сто сорок седьмой степени, или же погружаться в мир бесконечно малых величин, о которых неизвестно даже, к чему их отнести – то ли к материи, то ли к энергии, то ли к некоему третьему; если же они представляют собой материю, то настолько малы, что способны проскользнуть между лучами света, как я умудряюсь проскальзывать мимо струй дождя, чтобы не промокнуть; либо этот ученый балансирует на канате простых чисел и им подобных личин, силясь отыскать решение так называемой проблемы реверсирования теории Талу а для рациональных чисел.
И я готова поверить, что такой человек – не уроженец Шетлендских островов, как мне показалось вначале, – мог провести каникулы именно на этих островках, вероятнее всего на самом северном из них со странным названием Анст, расположенном на широте южной оконечности Гренландии, куда нормальным людям и в голову не придет ехать в отпуск, о чем считает своим долгом напомнить любой путеводитель, мол, «даже любители Севера и те редко отваживаются насладиться красотами острова Анст» или что-нибудь в подобном духе. Может, он совершил вылазку на остров Фэйр-Айл, где совсем недавно, к великому изумлению этнографов всего мира, наткнулись на проживавших там коренных испанцев. Это потомки тех, кто в 1588 году потерпел крушение, находясь в составе Великой армады; теперь они отплясывают фанданго и находятся под охраной ЮНЕСКО.
Трудно отыскать более резкий контраст ходящей ходуном палубе заржавленного «HMS Gilchrist», чем погожий день в Тоскане, когда теплые лучи солнца ласкают обнаженное тело красавицы, позабывшей о своей первозданной наготе и перечитывающей наиболее удачные пассажи, как думается мне без ложной скромности, а над паромом особая северная разновидность чаек – поморники, летающие только стаями, численность которых представляет собой простое число. Я описываю это на примере ученого, сидевшего на палубе и внезапно напуганного стаей поморников. Всего поморников пять.
Тридцать второй четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он, не напомнив никому о том, что в этот день годовщина первого концерта, данного Мендельсоном-Бартольди с оркестром «Гевандхауз» в Лейпциге, рассказывает «Историю о веселом сочельнике» до конца
– Не знаю, – продолжил земельный прокурор, – от чего это многие морщатся при упоминании о Мендельсоне. Сразу начинаются эти дурацкие разговоры о романтике среди классиков и классике среди романтиков – я уже почти готов верить, что ему не могут простить, что он запоздал с появлением на свет. То, что его терпеть не могли ни Рихард Вагнер, ни вагнерианцы, ни целая плеяда других композиторов, а также так называемых знатоков музыки – заметьте, я употребляю словосочетание «а также», – вполне мотивированно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119