А с анекдотами про цыган еще опаснее. Теперь и слово «цыган» запрещено к употреблению, иначе непременно нарушишь принципы так называемой политкорректности. Но я его по-прежнему употребляю, потому что ничего против цыган не имею, скорее наоборот, и в этой связи мне вспомнилась одна трогательная, пожалуй, даже трагическая история цыганки Герты Вайс, которую я вам как-нибудь расскажу. Вот ее историю я в отличие от нынешней знаю из первых рук.
Если я ничего не имею против негров, но тем не менее продолжаю называть их «неграми», что в этом такого? Как прикажете еще называть негров, оставаясь в рамках пресловутой политкорректности? Причем все эти требования и ограничения буквально ежечасно меняются. Не дай Бог назвать уборщицу «уборщицей», а не «техничкой»! Скоро, наверное, слово «дерево» выведут из обихода, потребовав называть его чем-нибудь вроде «взрослого растения»… Так вот, я ничего не имею против цыган, посему позволю себе рассказать цыганский анекдот, авторство приписывают Рода Рода, но сомневаюсь в этом, вполне может, что он просто услышал его где-нибудь и записал, так вот, анекдот этот поможет вам лучше понять аргументы, изложенные канцелярией федерального канцлера в ответном послании нашему Маусбайглю.
Дело было в стародавние времена в Венгрии. В огромном цыганском семействе имелся большой медный котел. Другое цыганское семейство однажды одолжило котел у первого на пару дней, и, когда вернуло его, в котле вдруг обнаружилась дырка. Владельцы котла пожаловались цыганскому барону, тот выслушал главу второго семейства, который утверждал в свою защиту следующее: первое, мы никогда никакого котла у них не одалживали, второе, вернули его в целости и сохранности, и, третье, дырка в нем уже была.
Личный референт отписал в слегка раздраженном тоне примерно следующее: мол, нет и быть не может никаких обращений в подобном духе к федеральному канцлеру, мол, кто он вообще такой, Маусбайгль, чтобы вмешиваться в такие вопросы, что, мол, ему своих служебных забот не хватает, и тому подобное. Тон послания взбесил Маусбайгля, и он с удвоенной энергией продолжил начатое расследование.
С ответом Маусбайгль решил помедлить, поскольку послание личного референта федерального канцлера не просто вызвало кратковременную вспышку злости, а повергло его в холодную ярость. Свой ответ он формулировал долго и написал следующее: он – гражданин своей страны, человек ответственный, посему считает, что не он должен существовать ради канцелярии федерального канцлера, не говоря уже о всяких там личных референтах, а наоборот. Кроме того, он, будучи хоть и мелким, но все же специалистом по налоговым делам, имеет самое исчерпывающее представление о том, что значит «заниматься своими служебными вопросами», в отличие от бесчисленных личных референтов, явно «служебными вопросами» не перегруженных, если судить по тону высланного ему ответа. Но все это, так сказать, вопросы второплановые, а вот главный вопрос наверняка ушел от внимания герра личного референта, что и доказывает прилагаемая фотокопия.
Нетрудно догадаться, что приложенная к письму Маусбайгля фотокопия была снята с документа, подтверждающего проведение платежа, хранившегося в бухгалтерии газеты.
Тут Маусбайгль бил наповал – выходит, данный ему ответ не что иное, как заведомая ложь?
Долгое время ответа не было, и Маусбайгль, не выдержав, отправил еще одно письмо, естественно, приложив к нему такую же фотокопию, снабдив послание многозначительной припиской, в которой призвал уважаемого господина личного референта не питать иллюзий на тот счет, что игрой в молчанку ему удастся, так сказать, «морально подавить» его, Маусбайгля.
И на это послание ответа не последовало, во всяком случае, по почте. Зато его вызвали на ковер. Шеф был поражен дерзостью ответов незаметного тихони Маусбайгля. А тот заявил ни много ни мало, что, дескать, он не только финансовый инспектор, но еще и налогоплательщик, как известно многоуважаемому шефу, и как налогоплательщик вправе узнать, как распоряжаются его деньгами.
– Если каждый станет поднимать такой гвалт из-за несчастных пары марок и сорока пфеннигов, потраченных канцелярией федерального канцлера Федеративной Республики… – начал было шеф, но Маусбайгль перебил его, что было неслыханно, начальство в нашем ведомстве перебивать было не принято, и все же Маусбайгль решился и сразил своего начальника наповал.
– А речь идет вовсе не о двух марках сорока пфеннигах, речь идет о двадцати трех миллионах.
– О чем? О двадцати трех миллионах чего? Жителей?
– Отнюдь, – ответил Маусбайгль. – О двадцати трех миллионах немецких марок.
Шеф онемел и стал торопливо перелистывать лежавшие перед ним листки бумаги в папке. Потом решил сменить тактику:
– И хватает же вам времени заниматься сутяжничеством!
– Все проводилось исключительно за счет моего личного времени, – невозмутимо отпарировал Маусбайгль. – у меня оставались не использованные от отпуска дни.
– А каким образом в ваши руки попали отчетные документы из бухгалтерии газеты?
– Это мое личное дело, – ответил Маусбайгль.
Разумеется, дорогие друзья, личным делом нашего уважаемого Маусбайгля это быть никак не могло. В конце концов ему пришлось признаться, каким образом он получил доступ к бухгалтерской документации, что, в свою очередь, послужило причиной выдвижения против него обвинения в превышении служебных полномочий. Но перед этим Маусбайгль дал разъяснение шефу, на которое последний не нашелся что ответить. Тут тихоня Маусбайгль не просто надерзил, но и сшиб патрона с ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119