я — Петушиный Рыцарь».
— Несчастный Турншер, должно быть, позеленел? — спросил Ришелье.
— Я не знаю, какого цвета сделалось его лицо, но он ужасно испугался. Петушиный Рыцарь имел самый непринужденный вид…
«Милостивый государь, — продолжал он, — вы сделали прекрасный выбор, купив эти бриллианты, в доказательство этого я прошу вас предложить их мне. Но, чтобы этот подарок стал еще дороже, я желаю, чтобы вы сделали мне его сами. Положите же эти бриллианты в футляры, потом заверните их, как они были завернуты, чтобы мне легче было их унести». Произнося все это, Петушиный Рыцарь держал один пистолет прямо перед грудью главного откупщика, между тем как дуло другого пистолета касалось виска Аллар. Турншер, конечно, повиновался, не говоря ни слова! Когда он кончил завертывать драгоценности, Петушиный Рыцарь чрезвычайно вежливо попросил положить пакет в его карман и откланялся.
«Господин главный откупщик, — сказал он, — я не прошу вас провожать меня. Мадемуазель Аллар будет так любезна, что проводит меня до двери и посветит мне».
— Пистолет делал свое дело. Главный откупщик не решился ни на одно движение, и Аллар, держа свечу в руке, проводила Петушиного Рыцаря. Тот дошел до двери на улицу, поцеловал в лоб балерину и исчез в темноте… Теперь скажите мне, господа, что вы думаете о Петушином Рыцаре?
— Это смелый мошенник, — сказал Ришелье.
— Вежливый разбойник, — прибавил Ликсен.
— Что он разбойник, я сомневаюсь. Что он вежлив — несомненно, — сказал Таванн.
— Ах, Боже мой! Вы говорите о нем только хорошее, месье де Таванн! — сказала Госсен, смеясь. — Я решительно готова вам поверить.
— И прекрасно сделаете!
— Если Петушиный Рыцарь ваш друг, месье де Таванн, — заметил аббат де Берни, — то уж, конечно, он не из числа друзей графа де Шароле!
— В этом он похож на многих других, — добавил де Коссе-Бриссак.
— На вас, например, любезный герцог?
— Признаюсь!
— Вы ненавидите графа де Шароле? — спросила Комарго, кокетничая.
— Я помню, как однажды в вашей гостиной, желая остаться с вами один на один, он осмелился мне сказать: «Уходите!» Я посмотрел прямо ему в лицо и ответил: «Ваши предки сказали бы: „Уйдем“. Если бы я был простой дворянин, он велел бы меня убить, но он испугался моего титула и уступил мне место, которого я никогда не уступил бы.
С этими словами герцог любезно поцеловал руки очаровательной танцовщицы.
— Вспомните того мужа, которого он велел убить, чтобы отвязаться от ревнивца? — прибавил Креки.
— У него страсть, — продолжал аббат де Берни, — стрелять для своего удовольствия в кровельщиков, которые работают на крыше его особняка.
— Он уже убил трех или четырех, — заметила Госсен.
— Кстати, — сказал Ликсен, — вам известен его последний разговор с королем?
— Нет, — отвечала Дюмениль.
— Несколько дней тому назад, — продолжал князь, — чтобы доказать свою ловкость, граф побился об заклад, что всадит пулю в череп человека, который работал на крыше монастыря, что находится рядом с особняком.
— Это правда. Граф де Шароле живет возле меня, — сказала Комарго, — на улице Фран-Буржуа.
— Он убил работника? — спросила Сале.
— Наповал!
— Вот чудовище!
— На другой день, — продолжал де Берни, — он пошел, как он обычно делает в подобных случаях, просить помилования у его величества Людовика XV. Король подписал его помилование, а затем и другую бумагу.
«Вот ваше помилование, — сказал он, — а вот подписанное заранее, еще без имени, помилование того, кто убьет вас!»
— Великолепно! — вскричала Комарго. — И что же сказал граф?
— Ничего, но, вероятно, он примет к сведению предостережение его величества.
— Я не скрываю, что не люблю графа де Шароле, — продолжал Бриссак.
— И я, — сказал Ришелье.
— И я, — прибавила Сале.
— Однако он был страстно в вас влюблен, — сказал маркиз де Креки, — он повсюду следовал за вами.
— Я ужасно его боялась!
— Граф де Шароле и любит-то, вселяя страх, — прибавил аббат де Берни.
— Доказательством может служить участь мадам де Сен-Сюльпи, — сказала Кинон.
— О, это ужасно! — вскричала Сале.
— Разве это правда? — спросила Госсен.
— Конечно, — отвечал де Берни, — я сам видел, как умирала эта бедняжка. Я принял ее последний вздох, и, хотя я тогда был еще очень молод, эта сцена запечатлелась в моей памяти. Я, как сейчас, слышу проклятия жертвы графа.
— Де Шароле убил ее?
— Для собственного удовольствия.
— Как это произошло?
— Это случилось за ужином, во времена регентства. На мадам де Сен-Сюльпи было платье из индийской кисеи. Граф де Шароле взял подсвечник и поджег это платье, чтобы доставить себе удовольствие видеть, как сгорит женщина.
— Негодяй! — вскричали одновременно Комарго, Сале и Госсен.
— Это истинная правда! — сказала Кинон.
— И она сгорела?
— Да! Меня позвали к ней, когда она умирала, — сказал аббат.
— И такие преступления совершает принц крови! — возмутилась Дюмениль.
— Потомок великого Конде, — прибавила Кинон, — брата герцога Бурбона!
— В ту самую ночь, когда граф совершил варварский поступок, — сказал Ришелье, — его нашли связанным и погруженным до подбородка в яму, наполненную нечистотами. Рядом стояла его карета, опрокинутая набок, без лошадей, а кучер и два лакея были связаны. Никто так и не узнал, кто опозорил графа.
— А кого граф обвинял? — спросила Софи.
— Никого. Он не знал, кто его поставил в столь унизительное положение.
— Однако он дешево отделался: только принял после происшествия ванну, — сказал аббат де Берни.
— Из крови? — спросила Кинон.
— Как из крови? — ужаснулась Дюмениль.
— Конечно. Это обычное дело для графа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151