Тело у нее болело, во рту стоял мерзкий вкус. Обнаружив в кармане носовой платок, она вытерла глаза и рот. Кружевная кайма платка зацепилась за золотую брошь, которую накануне подарила ей Берта.
Лицо Мэри исказилось от ярости. Сладкие слова, ненужные тряпки и побрякушки в подарок – а она была так рада, так благодарна! Она считала Куртенэ своими друзьями. Какая идиотка! Теперь-то она разобралась. Они обошлись с ней хуже, чем с последним из своих рабов.
С трудом встав на ноги, она сорвала брошь с платья. Гнев придал ей сил. Она широко размахнулась правой рукой и бросила брошь в реку. Брошь пролетела по воздуху, золотом сверкнув на солнце, и упала в грязную, полную отбросов воду.
Мэри услышала за спиной басовитый смех. Подняв кулак, она повернулась, чтобы дать отпор непрошеному насмешнику.
Мужчина огромных размеров продолжал смеяться. Зубы на его темном лице поражали белизной. Кожа у него была настолько черной, что он казался ожившей тенью. Мэри резко опустила руку. Она вдруг с ужасом осознала собственную слабость и уязвимость.
– Эту ручку я ни с чем бы не перепутал, – сказал мужчина. – Как поживаете, мисси? Забыли Джошуа? – Он говорил по-английски, и какое-то мгновение Мэри с трудом удавалось его понять. Потом в словах его стал проступать смысл. Джошуа. Первый пароход, на котором она плыла из Питсбурга. Набалдашники, плохо прикрепленные к перилам. Корова, человек с ножом и деревянный шарик, ударивший по голове с тошнотворным стуком.
Она посмотрела на чернокожего гиганта, будто это был давний друг. Он пришел из тех счастливых времен, когда все было ново, увлекательно, когда сама она была на пути к новой жизни, с сердцем, полным надежды и веры в людей, когда ее еще не одурачили и не обокрали.
– Эй, мисси, что это вы так плачете?
– Ах, Джошуа, все так ужасно. Ты не мог бы мне помочь?
Глава 25
– Да, мисси, влипли вы основательно, ничего не скажешь. – Джошуа покачал головой, как нередко качал ею на протяжении долгого рассказа Мэри о своих несчастьях. Это был жест сочувствия, понимания, тревоги. Но только не недоверия. – Хотя и не так ужасно, как вы думаете. Мы можем разыскать эту даму, которая ищет вашу бабушку. Новый Орлеан не такой уж большой, особенно французская часть. Там каждый наверняка знает, где она живет.
– Ты мне поможешь?
– Ясное дело, помогу. Пошли. Я саквояжик ваш прихвачу. Всего за пять минут они дошли до угла, где темнокожая женщина торговала рисовыми пирожными. Еще через пять минут, следуя ее указаниям, они добрались до высокого кирпичного дома на Ройал-стрит, где жила Селест Сазерак. Мэри стряхнула с юбки присохшую грязь и сделала глубокий вдох. Потом она подняла и опустила тяжелый бронзовый дверной молоточек. И в этот момент зарядил дождь. За несколько секунд Мэри вымокла до нитки.
Дворецкий, который открыл дверь, был одет в ливрею старинного покроя, бриджи до колен и получулки. Пудреный парик XVIII века обрамлял коричневое лицо. Он посмотрел на мокрую фигуру Мэри без всякого выражения. С тем же успехом он мог бы быть статуей.
– Я хотела бы видеть мадемуазель Сазерак, – сказала Мэри по-французски. – Передайте ей, что пришла мадемуазель Макалистер.
Дворецкий отступил на шаг, поднял со стола серебряный поднос, вновь шагнул вперед, протягивая поднос Мэри.
– Вашу карточку, мадемуазель, – сказал он.
– У меня нет визитной карточки. Просто скажите ей, что я здесь. Я совсем промокла и хотела бы войти.
– Мадемуазель Сазерак нет дома, – сказал дворецкий. Он положил поднос на место и начал закрывать дверь.
Мэри придержала дверь рукой. Отчаяние придало ей смелости.
– Когда она будет? Она обязательно захочет повидать меня. Я могу подождать ее.
– Мадемуазель Сазерак выехала из города на неделю, мадемуазель. Я передам ей, что вы заходили. – Он закрыл дверь.
Храбрость покинула Мэри. Прислонившись к двери, она заплакала.
– Ну-ка, ну-ка, мисси, так не пойдет, – сказал Джошуа. – Неделя не такой уж большой срок. Может, она куда уехала вашу родню разыскивать.
Мэри утерла глаза концом шали. В словах Джошуа был здравый смысл. Просто она промокла и чувствовала себя плохо, потому-то так легко и впала в отчаяние. Она заставила себя улыбнуться.
– Извини, я веду себя как дура, – сказала она. – Просто неважно себя чувствую.
– Просто у вас в животике совсем пусто. Пойдемте-ка назад и купим пирожков на углу. – Джошуа повернулся и медленно пошел по улице. Мэри нетвердым шагом догнала его. Она не заметила, как на одном из окон дома Сазераков приоткрылась занавеска.
– Жак, кто эта молодая особа? – спросила женщина, державшая занавеску. На ней был скромный вдовий траур. Она была очень бледна, но не модной бледностью, а бледностью болезни и подавленности. Истощенное лицо и лиловые тени под глазами не в силах были скрыть следов былой красоты. Она походила на мрачную, зловещую копию ослепительно прекрасной женщины, изображенной на портрете, который висел у нее за спиной. У женщины с портрета были те же черты лица, но в расцвете молодости и здоровья. Она была в роскошном парадном платье, а в руках – веер из тонкого белого кружева, который она держала полуоткрытым в длинных, красивых, но странно непропорциональных пальцах.
– Она спрашивала мадемуазель Селест, мадам, – ответил дворецкий.
– Понятно, – сказала Анна-Мари Сазерак. Она выпустила из рук занавеску, и комната погрузилась в привычный полумрак.
– Мисси, сколько у вас денег в этом конверте?
Дожевав пирожок, Мэри ответила:
– Тридцать долларов. – Съев горячий рисовый пирожок, она почувствовала себя намного лучше. Да и дождь прекратился.
Джошуа покачал головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172