Микаэла пожала плечами. Потом засмеялась:
– Я не могу на тебя сердиться, Вальмон. И больше не стану стараться исправить тебя. Продолжай в том же духе, самый очаровательный повеса в этой и любой другой стране. А теперь, к сожалению, я должна тебя покинуть. Мне надо писать письма. Но ты непременно оставайся, если только у тебя нет других дел. Скоро придут Альфред с Гастоном, они будут очень рады тебя видеть.
– Мне пора, Микаэла. На плантации варят сахар, и мне не хотелось бы отлучаться. Если бы мне не надо было украшать склепы с сонмом моих родственников, меня сегодня вообще не было бы в городе. Но я рад, что зашел. Побыть с тобой – это как эликсир бодрости… Я вернусь во вторник, через четыре дня, чтобы быть на премьере в опере. Ты с сыновьями разделишь со мной ложу?
Баронесса засмеялась глубоким грудным смехом:
– Боюсь, милый, это положит конец всем сплетням. Женщина, у которой бурный роман, не станет на встречу с любовником брать с собой сыновей. Я сама абонировала ложу. Мы должны очень холодно и официально раскланяться друг с другом и поспешно отвести глаза. Это подтвердит все подозрения. Я надену кучу драгоценностей и ярко, ? la Parisienne, накрашу лицо. Может быть, я позволю себе одну изобличающую жеманную улыбочку, как только увижу тебя… Я буду безмерно рада. А теперь иди. У меня дела.
Вэл вышел на середину широкой площади и, обернувшись, посмотрел на квартал Микаэлы. Она утверждала, что вкладывает в него деньги и время лишь потому, что ей надо чем-нибудь занять себя в этой ссылке, а также потому, что она рассчитывает получить приличный доход. Но Вэл полагал, что на то имелись более веские причины, в которых она не призналась бы даже доброму другу.
Строение было великолепно – ряд из шестнадцати примыкающих друг к другу кирпичных домиков, занимающий весь квартал. Повтор высоких окон, труб и дверей напоминал устойчивый ритм, который соблюдался на всех трех уровнях и подчеркивался чугунными колоннами, поддерживающими два литых чугунных балкона. Строение венчалось тремя равно отстоящими друг от друга фронтонами с расположенными по центру восьмиугольными окнами. Здание походило на претворенную в архитектуру музыку. Чугунные решетки задавали легкий контрапункт к крепкому кирпичу и граниту. Вальмон был уверен, что эти прекрасные чугунные узоры и есть тайная причина возвращения Микаэлы в Новый Орлеан и ее одержимости, стремления к совершенству во всем, что касалось застройки. В центре каждого сооружения была витая монограмма «АП». Альмонестер-Понтальба. Она повторялась вновь и вновь. Дань памяти отца, строителя более монументальной части площади. И победное состязание с ним. Когда будет закончено второе здание, след, оставленный Микаэлой Альмонестер в облике города, будет заметнее, чем след ее отца. Пусть она женщина, но ее свершения не менее велики, чем свершения мужчины, даже столь выдающегося, как ее отец.
«И неудивительно, – подумал Вэл, – что она так яростно порицала Жорж Санд. Склонность к мужской одежде и мужским повадкам превращает независимость женщины в клоунаду, над которой можно лишь смеяться. Тогда так Микаэла заплатила за свою независимость пулями в груди и искалеченной рукой».
И в то же время Вэл не забывал, что Аврора дала ему опыт, за который он ей будет вечно благодарен. Какая восхитительная женщина – и в постели, и вне ее. Она приводила его в ярость и воздействовала на его духовное формирование. И, как он опасался, отвратила от обыкновенных женщин. Уж слишком те готовы капитулировать, слишком стремятся во всем соглашаться с мнением мужчины, подчиниться ему. В них нет ни духа состязания, ни захватывающей игры, ни остроумия.
«Микаэла права, – печально подумал он. – Будь она на десять лет моложе, как радостно было бы убедить ее остаться в Новом Орлеане». Ему не хватало ощущения влюбленности или хотя бы игры во влюбленность.
Мимо него прошла молодая девушка в сопровождении темнокожей горничной, с грозным взором оберегающей свое сокровище. Темные глаза девушки встретились с взглядом Вэла, и она тут же робко опустила взор, глядя на тропку под своими хорошенькими ножками. У нее была белоснежная кожа и осиная талия. «Бог мой, до чего же хороши креолки! – подумал Вэл. – En garde, mon ami, а то окажешься на коленях, прося руки, этой мягкой, беленькой ручки. Так что поосторожней».
Он энергично зашагал по направлению к молу и катеру, который доставит его на плантацию. Резкий ветер разбрасывал по пустынной площади сухие листья, и Вэл ссутулился под его порывами. Он остро и болезненно ощущал свое одиночество.
Глава 21
Четыре дня перед дебютом Жанны были самыми беспокойными на памяти Мэри и самой Жанны. Дни текли быстро, и ни одна минута не пропадала даром.
С первыми лучами солнца Миранда приносила кофе им в комнату. Они его выпивали, пока одевались. Потом они с Бертой и кухаркой шли на рынок купить продуктов на день.
Рынок размещался в длинном, крытом черепицей пассаже и являл собой бурное смешение звуков, запахов, цветов. Продавцы громко нахваливали достоинства своих товаров, привлекая внимание покупателей. Яркоперые птицы в клетках пронзительно кричали, и в их криках чудились волнение и страх. Связанные куры, гуси, утки, козы, телята добавляли к этому шуму свое кудахтание, шипение, крякание и блеяние. Со всех сторон оживленно торговались и спорили. Золотоискатели, направляющиеся в Калифорнию, изучали кирки и палатки, ворча от баснословных цен. Матросы стоящих в гавани пароходов громко переговаривались на десятках языков. Заунывные песни грузчиков доносились с противоположной стороны берегового вала, привнося в сумятицу звуков музыкальный фон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172