Они поклялись, что придут.
Мэри решила выпить кофе возле балконной двери. Дождь ее уже не радовал. Ведь ее любимым местом был балкон. И она пользовалась любой возможностью посидеть там хоть несколько минут, наблюдая, словно из театральной ложи, за тем, что происходит на улице. Торговцы, расхваливающие свой товар, превращались в певцов, распевающих арии. И хотя она ни за что не призналась бы в этом, утренние сцены на Ройал-стрит были для нее намного интересней спектаклей в опере.
Однако сегодня улица была необычно молчалива. Слишком сильный дождь. Слышны были только звон церковных колоколов и шум колес проезжающих экипажей. И шелест дождя.
Мэри думала о дожде, о краске в зале, которая, похоже, не скоро просохнет, и внезапно осознала, что и звон колоколов, и шум колес как-то затянулись. В сущности, они не прекращались все то время, что она простояла у окна. Поставив пустую чашку на стол, она вышла на балкон.
Мэри тут же насквозь промокла, однако совершенно не замечала этого. Она стояла, глядя на происходящее внизу, на улице, и не верила своим глазам. Повсюду, куда ни посмотри, улица была запружена экипажами, фургонами, колясками. Они двигались медленно, непрерывно, в строгом порядке, останавливались, чтобы пропустить транспорт, идущий по поперечной улице, вновь трогались с места и неспешно устремлялись дальше, прочь из города. Под траурный перезвон колоколов.
И Мэри впервые пришло в голову, что действия Бертрана вполне разумны. Похоже, и остальные следовали его примеру.
Сердце у нее сильно колотилось. «Мне тоже надо ехать. Они знают что-то, чего не знаю я. Я останусь в Новом Орлеане одна-одинешенька». В панике она захлопнула дверь и прислонилась к ней, словно пытаясь преградить дорогу опасности.
Затем ей стало стыдно. «Мэри Макалистер, – сказала она себе, – ты просто дура. Посмотри, какую лужу ты устроила на любимом ковре M?m?re. Ну что тут особенного? Подумаешь, сорок–пятьдесят экипажей. Уезжает от силы сотня человек».
Да всего месяц назад в «Пчеле» была статья, в которой говорилось, как разросся Новый Орлеан. Теперь в нем, кажется, сто пятьдесят тысяч населения. Даже если пятьдесят тысяч и уехали на лето из города, остается около ста тысяч. Сотня человек сбежит, и что? В таком огромном городе это ничтожная капля. И конечно, все они едут по Ройал-стрит. Ведь кроме Ройал-стрит в старом городе всего одна мощеная улица, да и та вечно забита пешеходами, потому что там сосредоточены все магазины.
Мэри побежала в свою комнату и переоделась в сухое, затем – в бельевую, за полотенцем, чтобы просушить лужу на ковре. И за то время, что она устраняла устроенный ею беспорядок, к ней вернулось хорошее настроение – она была довольна, что сумела совладать с собой.
Но и улегшись в свою кровать, она слышала сквозь шум дождя, как всю ночь в темноте тарахтели колеса. В какой-то момент ее опять охватил ужас, и она в очередной раз подумала, что ведет себя как последняя дура.
Потом, убаюканная мягким шелестом струй, успокоенная прохладой, она заснула глубоким, здоровым сном. Наконец-то ей не было жарко и тело ее не исходило противным липким потом.
На следующий день в «Пчеле» не было ни слова о лихорадке.
Но по-прежнему весь день звонили колокола. И дождь все не прекращался.
Мэри пошла на кухню, чтобы поговорить с прислугой.
– Вы знаете, что все вокруг говорят об эпидемии лихорадки. Может быть, кто-нибудь из вас хочет уехать из города? Я уверена, месье Жюльен не станет возражать.
Но никто не согласился принять ее предложение.
– Черные редко заболевают лихорадкой, зелль Мари, – пояснил Жак, – и потом, все мы – горожане.
«И я тоже», – подумала Мэри. Спокойствие прислуги вселило в нее уверенность. «Все будет в порядке, – внушала она себе, – лишь бы дождь не помешал закончить ремонт».
Двумя днями позже служанка Мишель пришла с рынка с корзинкой, полной всякой снеди. Смеясь, она стряхивала капли дождя со своего зонта и вдруг с удивленным выражением лица рухнула на пол.
На шум прибежала Мэри. Продукты, вывалившиеся из корзинки, были разбросаны по полу; яйца разбились, и скорлупа перемешалась с растекшимися желтками, зелень рассыпалась веером, два цыпленка, связанные за ноги, трепыхались рядом.
У ног кухарки и садовника катился, все еще двигаясь по инерции, гранат. Они стояли тут же, схватив друг друга за руки и отступив чуть ли не вплотную к камину, не замечая пылающего в нем огня.
Опустившись на колени, Мэри попробовала помочь Мишель встать.
Глаза служанки закатились, белки их пожелтели. Из ноздрей и открытого рта струилась кровь. Язык почернел.
– Помогите мне перенести ее в кровать, – приказала Мэри слугам, – у нее лихорадка.
Но те не могли сдвинуться с места.
– Помогите, говорю вам. – Подсунув руку под плечи Мишель, Мэри пыталась приподнять ее.
– Я помогу вам, зелль. – Из холла появился Жак, он мягко отстранил Мэри и поднял больную. – Я ее отнесу.
– Я побегу за доктором, – сказала Мэри.
И как была, без накидки, без шляпы, без зонтика, выскочила под дождь.
Ройал-стрит была пустынна, лишь дождь лил как из ведра да колокола звонили.
Мэри вспомнила, что дом доктора находится в соседнем квартале. Она побежала как можно скорее, шлепая прямо по лужам и спотыкаясь о неровную брусчатку мостовой.
Добежав до дома доктора, она стала стучать в дверь большим медным молоточком, имеющим форму дельфина, и, когда ей наконец открыли, заговорила вначале по-английски, потом, спохватившись, повторила свой вопрос по-французски, медленно.
– Доктор только что уехал, – ответила служанка и указала на экипаж, который уже заворачивал за угол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172