Кем ты хотела себя выставить? Мадам Альфанд? Баронессой?
Или тебе хотелось под любым предлогом остаться там подольше, полюбоваться, как красиво лежат его волосы, подобные черному блестящему шлему, как привлекательны под бровями его глаза, как он вытягивает длинные проворные ноги, как он опускает вниз уголки рта за мгновение перед тем, как поднять их в улыбке, по которой видно, что он понимает, какое представление ты перед ним разыгрываешь, торча где не следует, только бы увидеть эту улыбку?
Неужели ты не можешь владеть собой? Обязательно надо все испортить вконец, выставить себя в самом нелепом виде?
Разве нельзя оставить в покое витрину и заняться чем-нибудь другим? Ведь у тебя тысяча неотложных дел».
Мэри опрокинула композицию и в отчаянии посмотрела на нее.
«Нет, не могу, – ответила она себе. – Не могу. Я несправедлива, ведь он появился так внезапно, без всякого предупреждения. Если бы я знала, что он в студии, если бы я была готова, то мое сердце не стало бы рваться из груди и мое глупое, безнадежное стремление видеть его не возродилось бы. Ведь я уже пересилила его, уже излечилась, словно от болезни. А сейчас оно стало еще сильней. Я даже не в силах заставить себя сделать три маленьких шажка прочь от витрины. Не могу».
Она подняла подставку с перчаткой и веер и попыталась расположить их в витрине так, как было первоначально.
«Я не сумею разложить их так, как они лежали».
От расстройства она чуть не расплакалась.
На улице возле витрины появились две женщины средних лет и остановились, созерцая усилия Мэри. Сказав что-то друг другу, они зашли внутрь.
– Сколько стоит этот веер, мадемуазель? – спросила одна из них. – У вас есть такой же, только другого цвета?
– Это ведь здесь платья шьет жена художника? – спросила вторая. – Не покажете ли нам образцы?
Мэри благодарно улыбнулась им. Они спасали ее от глупого наваждения, против которого сама она была бессильна. Сердце перестало беспорядочно колотиться, разум прекратил бесплодные и несвязные самообвинения. Она вновь могла владеть собой. Почти могла. Она бросила последний взгляд в витрину. Платье, которое она сшила для Ханны, сделало свое дело. Перед ней стояли дамы-креолки, несомненно белые и очень респектабельные. Новые клиенты начали находить дорогу к заведению Ринков.
Покинув апартаменты Микаэлы де Понтальба, Вэл заглянул в витрину магазинчика. Мэри он не увидел, и она не увидела его. Она стояла на коленях за прилавком, вытаскивая очередную коробку с веером для показа новым покупательницам. На прилавке уже лежало восемнадцать вееров. Каждый из них подвергся тщательному осмотру и обсуждению, после чего был отвергнут.
Вэл отвернулся и легким шагом удалился. Было приятно вернуться в город. Сахар его уже стоял на молу в бочонках, дожидаясь погрузки. Теперь можно было и повеселиться. Ему предстояло перебрать груду приглашений, которая дожидалась его в отеле, и выбрать бал, ужин или прием, на который он пойдет вечером. А может быть, сразу и на бал, и на ужин, и на прием? А пока нужно нанести визиты примерно десятку пожилых тетушек, дядюшек и кузенов. Прежде всего долг, а развлечения – потом. Ноги несли его по кирпичному тротуару в быстром темпе риля. «Да, – решил он. – Определенно на бал». Ему хотелось музыки, танцев, шампанского. Нужно встраиваться в ритм старого квартала.
Уже третий сезон он проводил в Новом Орлеане после возвращения из Парижа, но его все еще поражала та головокружительная жажда удовольствий, которой был заражен старый город. Начиная с несколько чинного открытия сезона в опере в начале октября, празднества текли бесконечной чередой, нарастающей лавиной музыки, еды, питья, танцев и увеселений всевозможного рода. Короткий перерыв, связанный с благоговейной встречей Рождества Христова, лишь способствовал новому приливу энергии, и веселье возобновлялось с еще большим размахом, становясь все более лихорадочным, несдержанным, гедонистическим – пока настоящая вспышка безумия не охватывала весь город. Называлась она Марди-гра.
– Некоторые так наслаждаются собственным обществом, что никого вокруг упорно не желают видеть, – раздался женский голос слева от Вэла.
Он резко обернулся. Мимо в противоположном направлении проходила Мари Лаво. Он развернулся и догнал ее.
– Извини, Мари. Я замечтался.
– Мне нельзя останавливаться, – сказала Мари. – И ты иди, куда шел. Вечером приходи на бал квартеронок, я там буду.
– Ну, не знаю… – Вэл начал придумывать оправдание, но выслушать его было некому – Мари уже исчезла в воротах дома, перед которым он стоял.
Вэл стоял на тротуаре, озадаченно глядя на ворота и пребывая в полном изумлении. Обращаться к нему в людном месте было вовсе не в привычках Мари. Оба понимали, что дружба между белым мужчиной и царицей вуду вызовет большие подозрения и в его, и в ее кругу. Но почему она говорила с ним в приказном тоне, словно он один из ее поклонников? И зачем велела ему явиться на бал квартеронок? Он был там всего однажды, сразу после приезда из Парижа, и ушел в полном омерзении. Мари прекрасно знала об этом. Он сам ей говорил.
Вэл нахмурился, повернулся и пошел по направлению к дому тетушки. Ноги его уже не танцевали. Странное поведение Мари встревожило его. Надо будет при следующей встрече сделать ей внушение. Уж он постарается оказаться возле ее дома на неделе. А подчиняться ее приказам он не собирается. Царица там или не царица, а на бал квартеронок он не пойдет.
Глава 35
Мэри задержалась в лавке дольше обычного. Она пообещала Сесиль Дюлак закончить платье сегодня, а креольские дамы отняли у нее почти три часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172