И всего лишь одна лента проволочилась по грязному колесу. – Мастер Ренслоу спит, – продолжал Халл. – И, насколько я понимаю, будет спать еще долго.
– Хм… Откуда вам это известно? – осведомился Уиггз.
– Моя работа состоит в том, чтобы знать обо всем, что происходит в доме, сэр. Готово? – И, не дожидаясь ответа, Халл повернулся, чтобы уйти в дом, как если бы уделил Уиггзу все внимание, которого тот был достоин.
– А мисс Ренслоу? – спросил Уиггз у его чопорной спины. – Не может быть, чтобы она спала в такой час.
Халл повернулся и посмотрел мимо Уиггза, подняв свой длинный нос.
– Сожалею, сэр, но молодой леди нет дома.
Уиггз понял, что Афины не будет дома постоянно – для него, где бы она ни находилась. Войти в дом, не имея на то других поводов, он не мог, и ему оставалось лишь удалиться. От дальнейших попыток войти в дом он отказался.
Но леди Пейдж не отказалась.
– Ба, сэр, если вы свободны, может быть, окажете мне любезность? Я очень не люблю ездить по лондонским улицам со своими драгоценностями и без всякой защиты.
Что с того, что во время ее поездки один грум сидит рядом с кучером, а другой едет верхом позади кареты?
– Понимаете, лишние предосторожности для женщины никогда не помешают.
Равно как не помешают они и священнику, не имеющему прихода.
– Прошу прощения, но у меня… хм… назначена встреча. – Уиггз вынул карманные часы, словно торопился вернуться в свою ужасную гостиницу и пить там жидкий чай.
– В таком случае карета может отвезти вас туда. Не приятнее ли ехать в лучшем экипаже его сиятельства, чем брать извозчика? Я поселилась в Кенсингтоне, – продолжала она, – но мне торопиться незачем. – Она теребила носовой платочек. – Никто меня не ждет, – сказала она, всхлипнув и намекая, что его сиятельство не приедет к ней туда. – Я очень не люблю входить одна в незнакомый дом. И потом, вы должны позволить мне подкрепиться, после того как я сбила вас с ног, а вы помогли собрать мои безделушки.
Уигги не мог отказаться, потому что она держала его за рукав и тянула к карете. Ничего нет дурного в том, что он бесплатно проедется за счет Мардена и бесплатно поест с этой щедрой брюнеткой, усыпанной драгоценностями.
Дворецкий смотрел им вслед.
– Ишь ты, ишь ты! – с улыбкой повторил он.
Афина сказала себе, что отсутствие лорда Мардена за обедом в тот день не имеет никакого значения. Она попросила принести ей обед в комнату. Ей не хотелось сидеть в столовой в молчаливом одиночестве. Трой спал.
Граф не обязан отчитываться перед ней, сказала себе Афина. И не обязан с ней обедать. Он и без того достаточно сделал для нее и ее брата, она должна быть ему благодарна. Он сделал все, что мог, чтобы защитить ее от сплетен.
Его любовница уехала, слава Богу.
Он тоже уехал.
Не нужно быть математиком, чтобы сложить одно с другим. Один плюс один будет двое в кенсингтонском доме.
Афина попросила унести обед, почти не прикоснувшись к еде.
Лорд Марден тоже ощущал пустоту. Он, конечно, поел. Проблема была не в этом. Но ему не везло.
Он был в Бате, сидел у ложа больной матери и просил ее поехать.
– Нет, дорогой, я слишком плохо себя чувствую и не могу поехать в Лондон, – сказала мать, прижимая ко лбу салфетку, смоченную в лавандовой воде. Горничную она отпустила, так что они могли поговорить наедине, но встать с кровати и покинуть душную, заставленную вещами комнату отказалась. Везде стояли вазы с цветами. На пологе из ситца были розы, на обоях тоже розы. Йену казалось, что он попал в оранжерею. – И потом, я ужасно выгляжу. – Мать действительно выглядела ужасно, нелюбящий сын солгал, сказав, что она по-прежнему остается одной из самых красивых женщин, которых он знает. Большую часть времени так и было – она обладала лишенной возраста, уверенной в себе красотой, недоступной более молодым женщинам, только в темных волосах выделялась седая прядь. Она была высока ростом и величава, фигура ее сохранила былое изящество, глаза оставались блестящими.
Сегодня графиня больше походила на подмокший бисквит, чем на хлебец, подрумяненный на огне, как было до болезни. Нос у нее покраснел от частых вытираний, глаза распухли и превратились в щелочки.
– Вздор, матушка. Вы красивы, как всегда.
Леди Марден чихнула и высморкалась, а потом велела ему уйти.
– Дело в том, Йен, что у меня есть зеркало. – Она снова чихнула и со стоном откинулась на гору подушек.
Йен потрогал ее лоб – он научился это делать за последнее время.
– Но кажется, жара у вас нет. Что говорит врач?
– Он говорит, что мне нужно оставаться в постели и не напрягаться. Так что возвращайтесь в Лондон к той ерунде, которая случилась с вами на этот раз. Право, Йен, вы вполне взрослый человек, чтобы не прибегать к матери из-за каких-то пустяковых трудностей.
Граф стиснул зубы. Трудности были вовсе не пустяковыми: это была настоящая катастрофа. Неужели у этой женщины нет никаких материнских чувств?
– Дороти уехала, иначе я попросил бы ее. То есть я сначала попросил ее, зная, как вы не любите поездки. Но она еще не вернулась в Ричмонд, и я в отчаянии.
Графиня вяло махнула рукой, словно попытка поднять четыре крупных кольца и два тяжелых браслета, надетых на руку, оказалась непосильной для ее слабого, хрупкого телосложения.
– Мне очень жаль, дорогой. Я просто не могу ничем вам помочь. – Она опустила влажную салфетку на глаза и попросила: – Вы не нальете мне немного этого укрепляющего, прописанного мне врачом?
– Зачем? Оно, кажется, вам не помогает. – Но он все же налил лекарство в стакан. От жидкости подозрительно пахло хересом. – Мне кажется, больше пользы вам принесла бы прогулка на свежем воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97