Йен никогда не допустит, чтобы его сестра в чем-либо нуждалась.
– Забота вашего брата о тех, кто от него зависит, оставляет желать лучшего – заметил он.
Афина прикусила губу.
– Ренсдейл – мой брат, и я обязана быть ему преданной. Простите, милорд, мне не следовало рассказывать об этом. Прошу вас, извините, что я заговорила о таких личных вещах.
– Вздор! Разве мы не стали друзьями? – Йен сказал это, не покривив душой. Они вместе трудились, беседовали, даже пели вместе. Девушка казалась ему умной и интересной, когда она не дерзила.
Что же касается Афины, она чувствовала себя довольно хорошо в обществе графа теперь, когда сидела, скрестив поджатые под себя ноги, рядом с Троем на его кровати, а граф – на удобном стуле, на котором раньше сидела она.
Мысль о том, что заурядная Эффи Ренслоу может подружиться с настоящим лондонским денди, вызвала улыбку на ее губах. Граф ей нравился, но лишь тогда, когда не пытался ей приказывать. Афина усмехнулась:
– Если мы с вами друзья, ваше сиятельство, вынуждена признаться, Ренсдейл не знает, что моего дяди нет в Лондоне. Предполагалось, что капитан прибудет в этом месяце, но плохая погода заставила отложить отплытие его корабля. Мы сказали Уигги, то есть мистеру Уиггзу, что наш дорогой дядя Барнаби перенес рецидив старой болезни и теперь должен отдохнуть. Иначе Спартак все узнал бы с первой же почтой.
– Теперь он это знает.
Она посмотрела на него сквозь завесу отсыревших локонов, обрамляющих ее лицо.
– Пардон?
– Я хочу сказать, что ваш брат знает, что вы и Трой живете одни – жили одни – в Лондоне. Я написал ему.
Афина с шумом втянула в себя воздух и пробормотала какое-то слово, подозрительно похожее на одно из тех слов, которые не должна знать ни одна благовоспитанная барышня, тем более произносить его вслух. Йен сомневался, что она узнала это слово от преподобного мистера Уиггза; скорее всего в этом виноват старый моряк Макелмор.
– Пардон? – спросил он. Афина покраснела.
– Простите. Но это был необычайно дерзкий и бесцеремонный поступок с вашей стороны. К тому же властный.
Йену не понравилось, что его назвали дерзким и бесцеремонным. Что же до властности, таковы уж джентльмены. Он спустил закатанные рукава, чтобы выглядеть достойнее, чтобы эта девчонка не забывала – хотя они и друзья, он все же главный.
– Как мог я не написать виконту Ренсдейлу, когда его брат – и, насколько я понимаю, его наследник – ранен и находится у меня в доме? Что, если бы до него дошли слухи от вашего мистера Уиггза или еще от кого-то из знакомых? Он должен знать, что его брат болен, вам не кажется?
– Не думаю, чтобы это сильно его взволновало. Он никогда не заботился о нас. Иначе сам привез бы Троя в Лондон, чтобы показать его специалистам.
– Но если ранения, от которых страдает ваш брат, окажутся серьезными?
– Мы и так знаем, что они серьезные. Вы хотите сказать – если Трой умрет? У нас будет достаточно времени, чтобы сообщить Ренсдейлу, когда он уже не сможет принести еще больший вред. Но не нужно даже думать об этом, милорд. Мой родной брат будет жить, а моему единокровному брату и знать ни о чем не нужно. Вы слишком много берете на себя, милорд. Вам следовало бы сначала посоветоваться со мной.
– Вздор! Вы совсем еще ребенок!
Она посмотрела на него как-то странно, но ничего не сказала, и Йен продолжал:
– И почему бы мне было не послать сообщение вам домой? Или вы боитесь, что он примчится в Лондон и вернет вас обратно, не пожелав оставить вас на попечение чужих людей и отсутствующих моряков?
– Он опекун Троя. Если он захочет вернуть брата домой, ему придется нанять еще слуг, удобный для такого путешествия экипаж, врачей, которые станут ухаживать за больным, – не говоря уже о том, что ему пришлось бы прожить не одну неделю в лондонской гостинице. Даже ему было бы ясно, что Троя пока нельзя никуда перевозить. Что же до меня, то моим опекуном был назначен дядя Барнаби, а не Спартак, слава Богу. Ренсдейл ничего не может мне приказать.
– Ничего, кроме одного – потребовать, чтобы вы жили отдельно от вашего брата, – предположил Йен и понял, что попал в точку, потому что на лице ее отразился страх.
– Да, – прошептала Афина, – он может отобрать у меня Троя.
Только чудовище способно разлучить эту любящую пару.
– Я расскажу ему, как много вы делаете, чтобы мальчик выздоровел. Он поймет.
– Он поймет, что это повод оставить меня в Лондоне в доме дяди Барнаби и не брать меня обратно в Ренслоу-Холл.
– Чушь. Я сообщу ему…
– Вы и так сообщили ему слишком много, благодарю вас.
Сердитые голоса или боль, прозвучавшая в голосе сестры, потревожили Троя, и он попытался что-то сказать. Афина и граф наклонились к нему.
– Он скажет…
– Конечно, он скажет. Но не беспокойся, дорогой, когда Ренсдейл приедет – если он вообще сочтет нужным приехать, ведь ты знаешь, что Вероника терпеть не может поездок, – ты будешь совершенно здоров.
– Буду ездить… на лошадях Неистового Мардена.
Это было неожиданностью для лорда Мардена, но он принял вызов.
– Вы выберете себе лошадь на конюшне, после того как попробуете свои силы на Рите. Это послушная лошадка, я держу ее для сестры. Игривая, но не норовистая.
Трой улыбнулся, проглотил еще одну ложку жаропонижающей микстуры и закрыл глаза.
Граф несколько вырос в глазах Афины после данного им обещания, и она шепотом поблагодарила его. А потом пробормотала себе под нос:
– У нас все было так хорошо, что Ренсдейл ни в чем не мог нас упрекнуть. Трой чувствовал себя гораздо лучше, пока какой-то идиот не ранил его.
– Это был несчастный случай.
– Несчастный случай, который не произошел бы, если бы взрослые мужчины не играли с оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97