У кареты Гонория обняла новобрачную.
— Прошло почти семь лет с тех пор, как я познакомилась здесь с вами, на этой самой дорожке у кареты.
Глаза их встретились; обе вспомнили и улыбнулись, коснувшись друг друга щеками. Гонория прошептала:
— Помните, что бы вы ни делали, нужно получать от этого удовольствие.
Подавив смешок, Амелия кивнула; она уже готова была войти в карету, но тут ее поймал Девил и, обняв, ободряюще поцеловал в щеку. И сказал Люку:
— Теперь тебе придется ловить ее, когда она упадет.
Отметив про себя, что когда-нибудь нужно будет выяснить, что значит эта фраза, Люк поцеловал Гонорию в щеку и протянул руку Девилу.
— Увидимся в Лондоне в сентябре.
Люк сел в карету, а Девил захлопнул дверцу.
— До свидания, — произнесла Гонория.
— Счастливого пути, — вторил ей Девил.
Кучер взмахнул кнутом, карета дернулась и покатила. Медленно набирая скорость, она ехала по подъездной аллее. Гонория и Девил стояли рядом и смотрели им вслед, пока экипаж не скрылся в дубовой аллее.
Гонория грустно вздохнула:
— Ну что же, вот они и уехали.
Девил молчал, устремив взгляд на дальнюю аллею, потом посмотрел на герцогиню. На свою жену. Заглянул в ее дымчатые серые глаза, ясные, внимательные глаза, которые полонили его огрубелое сердце.
— Я когда-нибудь говорил тебе, что я тебя люблю?
Гонория широко распахнула глаза:
— Нет.
Он почувствовал, как лицо у него напряглось.
— Ну так вот, это так.
Она внимательно посмотрела на него и улыбнулась:
— Я знаю. Я всегда это знала. — Просунув руку ему под локоть, она направилась к розовому саду, подступавшему к дому с одной стороны. — Или ты думаешь, я не догадывалась?
Он охотно пошел вместе с ней туда, куда она вела его.
— Я надеялся, что тебе это хорошо известно!
— Так с чего бы это столь неожиданное признание?
Объяснить это было трудно. Они вошли в утопающий в розах сад, прошли к скамье на противоположном его конце. Гонория ничего не говорила и не торопила его. Они сели и одновременно оглянулись на дом — их дом, — окутанный славой прошлого, заполненный смехом и криками их детей.
— Это что-то вроде обряда посвящения в рыцари, — проговорил Девил наконец. — Но совершенно особый. По крайней мере для меня — и кое-кого еще.
— Для Люка?
Девил кивнул.
— Нам легче прожить реальность, чем объявить о ней, легче признавать ее сердцем, чем выражать словами. Совершать, не называя.
Не сводя глаз с дома, Гонория следила за его мыслью.
— Но… почему? О, я могу понять это вначале, но со временем, согласись, поступки говорят сами за себя, и слова становятся лишними…
— Нет, — не согласился Девил. — Именно эти слова никогда не бывают лишними. Или легкими. Они никогда не утрачивают своей силы.
Глаза ее затуманились, она снова улыбнулась:
— А, понятно. Сила. Значит, для тебя выразить факт словами…
— Произнести их вслух.
— Произнеся их, сообщить правду, это как будто… — Она махнула рукой, зная, что все равно не сможет выразить то, что поняла.
Но Девил это сделал.
— Это как будто дать клятву вассальной верности — не только поступками, признающими власть суверена, но предложить свой меч и принять и признать, что другой обладает над тобой властью. Люди вроде меня или Люка никогда не дают этой последней, связующей клятвы, пока нас к этому не принудят. Пойти на это добровольно — против всех наших чувств, против всех правил.
— Ты хочешь сказать, что ты и Люк гораздо более… примитивны, чем остальные?
Девил хмыкнул:
— Вероятно. Точнее будет сказать, что наши инстинкты менее гибки. Каждый из нас — глава семьи. Оба мы воспитаны так, чтобы защищать все, что наше, и нас с ним воспитали в знании, что люди зависят от того, что сделаем мы.
Подумав, она согласилась с ним. Потом повернулась в его руках, и он обнял ее. Притянув к себе его голову, она прошептала:
— Значит ли это… что я властвую над тобой?
Его губы — они были совсем рядом с ее губами — проказливо скривились.
— Есть одно смягчающее обстоятельство — любовь может командовать мной, но лишь потому, что она также командует и тобой.
Гонория прижалась к нему телом и губами и предоставила ему понимать все так, как он хочет, — ей было все равно, пока эта сила властвует, пока любовь между ними есть.
Суть настоящего, отклик их прошлого и никогда не иссякающее обещание вечного.
Карета Калвертонов подъехала к главным воротам усадьбы, свернула налево на дорогу, которая заканчивалась у Хантингдона. Отсюда их путь лежал к северо-западу, через Трапстон и Корби, по наезженной дороге. Лиддингтон лежал к северу от Корби; Калвертон-Чейз находился на западе от маленького городка.
Амелия ездила по этой дороге много раз, посещая Калвертон-Чейз. Она думала о том, что в некотором смысле охватившие ее ожидания связаны с тем, что всего лишь несколько часов назад это хорошо известное ей место стало ее домом.
Остальная, главная часть этих ожиданий была связана с владельцем Калвертон-Чейза. Люк сидел рядом с ней, и всякий, взглянув на него, решил бы, что он спокоен. Но она-то знала. Она чувствовала его напряжение, тонкую сеть, в которой он пытался удержать какую-то незримую силу.
Она расслышала не все слова Девила. А то, что слышала, не поняла. Этот разговор отвлек Люка, унес его мысли куда-то далеко…
Дернув его за рукав, она спросила:
— Девил что-то заподозрил?
Люк повернулся к ней; лицо его ничего не выражало.
— Заподозрил?
— Что наш брак… что главной причиной его были деньги.
Он несколько секунд смотрел на нее, потом покачал головой:
— Нет. — В карете было полутемно, и она не могла видеть выражение его глаз. — Об этом он и не знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119