Благодаря непонятному капризу судьбы она не собирается выходить за кого-то другого — она собирается выйти за него!
Эта перспектива была ему весьма по душе. Ему и в голову не приходило, что вчерашняя победа дает ему возможность беспрепятственно вступить в брак, если и когда он того пожелает, пока она сама не предложила ему этого. Но теперь она… теперь она сделала ему предложение…
Он хотел жениться на ней. Инстинктивный порыв, который охватил его прошедшей ночью при ее словах — схватить ее и назвать своей, — ничуть не ослаб. Напротив, он стал даже более определенным, неясный импульс превратился в убеждение и твердое как гранит решение. Теперь он свободен от долгов, теперь он богат, и жениться на ней — во всяком случае, в том, что касается его потребностей, — для него не просто возможно, но в высшей степени желательно. Он не испытывал нежелание — скорее неожиданной силы нетерпение.
Мысли его мчались, он уже строил их будущее, и в центре этого будущего стояла Амелия, его жена, и он стал размышлять, как добраться до этой цели… Сплошные «как», «почему» и «для чего»…
Он привык просчитывать свои поступки, чтобы рассмотреть разные варианты развития событий, но здесь перед ним стоял лишь один конкретный вопрос. Если он скажет ей, что ему больше не нужно ее приданое, чем тогда он объяснит свое желание на ней жениться?
Он поморщился и решил попробовать зайти с другой стороны…
Исправить ошибку, освободить Амелию от их устного договора и постараться завоевать ее снова — никуда не годный план. Он знал, какой будет ее реакция: она оскорбится и скорее всего в последующие несколько лет станет его избегать — на это она вполне способна. Но на каком-то глубинном уровне подсознания он, не имея на это никакого права, думал о ней как о своей собственности, уже завоеванной. Мысль о том, чтобы освободить ее и дать ей уйти…
Нет. Этого он не сделает — просто не может.
Ему известно расположение фигур в этой игре на данный момент, и теперь только необходимо найти ход, ведущий к цели, к их свадьбе, и у него нет ни малейшего желания отступать хоть на шаг. В этом вопросе его инстинкты наотрез отказывались пойти на компромисс: она предложила — он согласился, стало быть, она уже принадлежит ему.
Может ли он сказать ей правду, но не отпустить ее? Признаться, что ему вовсе не нужно ее приданое, но все равно настоять на свадьбе?
Этого она не примет. Как бы он ни был настойчив, как бы упорно ни спорил, что бы ни говорил — она решит, что им движет только доброта, что он всего лишь хочет не причинить ей боль своим отказом…
Он снова скорчил гримасу и сложил руки под головой. Так оно и будет, и убедить ее не удастся — только не ее: она слишком хорошо его знает. Ему действительно придется постараться, чтобы не причинить ей боль. Такие женщины, как она, женщины, которые его привлекают, нуждаются в защите — это было одним из самых твердых его убеждений. Пусть они спорят, бранятся и не соглашаются — это не имеет значения, сопротивление не оттолкнет его.
Единственное, что может убедить ее, — это принять ее предложение и объяснить свое желание жениться на ней.
И опять его мысли застопорились. Он не может объяснить это желание самому себе, не понимает, откуда оно взялось; признаться в этом желании, понуждающем мужчину жениться, признаться той, на которую оное желание направлено, — эта мысль вызывала в нем точно такое же сопротивление, как и само намерение жениться.
Он прекрасно знал и ее, и женщин ее семьи. Признание было равносильно тому, чтобы передать бразды правления ей, а этого он совсем не хочет. Он хочет, чтобы она стала его женой, и так оно и будет, но он абсолютно не согласен с тем, что она может властвовать над ним сверх положенной ей меры.
Но другие, такие же, как он, капитулировали и пошли на это, правда, совсем недавно. Мартин, мелькнуло у него в голове, но он отогнал эту мысль. Он никогда не позволял эмоциям или желаниям править им, а уж за последние восемь лет поневоле научился контролировать их очень жестко. Никакая женщина не в состоянии подавить его волю; никогда женщина не сможет им управлять.
Так он и лежал, уставясь в балдахин, перебирая оставшиеся варианты. Он обдумывал, анализировал, предугадывал возможности и их последствия. Выстраивал план. Искал и находил в нем огрехи, препоны. Оценивал их, обдумывал способы их преодоления.
Путь предстоял не легкий и не прямой, но главное — он вел к желанному результату. И он был готов заплатить неободимую цену.
Только одно, последнее решение далось ему не сразу. Сначала он колебался, но потом отбросил все колебания — теперь уже ничто не могло его удержать. Он знал Амелию — время терять нельзя. Если он хочет сохранить контроль над их отношениями, нужно действовать незамедлительно.
Он откинул одеяло и встал. Стянул с кровати простыню, завернулся в нее и подошел к столу у окна. Сел, вынул лист тонкой бумаги из секретера и взял перо.
Он уже посыпал записку песком, когда вошел лакей, неся тазик с водой для умывания. Люк посмотрел на него и сказал:
— Подождите минутку.
Сложив записку, он написал ее имя. Помахав листом, чтобы чернила поскорее высохли, он повернулся к лакею:
— Отнесите это немедленно на Аппер-Брук-стрит, 12.
Глава 2
— Почему музей? — удивилась Амелия, подойдя к нему. Люк взял ее за локоть и повернул к себе.
— Чтобы мы могли поговорить в пристойном уединении, на людях, и всякий, кто нас увидит, решит, что мы просто случайно встретились. Никому и в голову не придет, что свидание можно назначить в музее. Я здесь выполняю свой долг — сопровождаю своих сестер и мисс Фоллиот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119