Но чтобы пробудить ее, и не один раз, а снова и снова, пока этот упрямый человек не признается в ней и не признает ее, — чтобы добиться этого, нужно, чтобы он отбросил прочь свою защитную броню.
Обычно он никогда ее не снимал.
Только когда они переплетаются физически — только тогда ей открываются его чувства. Подстегивая его страсть, она надеялась ослабить его броню настолько, чтобы чувства, которые он так глубоко запрятал, стали ей доступны.
И она оказалась права. Не только это выражение в его взгляде усилилось. Сильнее, яснее становилась эмоциональная волна, когда они бывали вместе.
Ей все это казалось забавным — мужчина, такой жесткий, такой безжалостный, такой похотливый, с такими диктаторскими замашками, — когда он прикасался к ней, в нем появлялись нежность, покровительство и преданность, которых не могла скрыть самая безжалостная страсть.
Страсть эта вызывала у нее содрогание, она и не скрывала этого. Она посмотрела на него, увидела, что он все понял, и улыбнулась:
— Хиггс сказала, что этот виноград выращен здесь, в теплицах. Я и не знала, что они у тебя есть.
Она опять зажала в зубах виноградинку, он посмотрел, помолчал и ответил:
— Они в западной стороне, между домом и фермой.
Не сводя с него глаз, она спросила:
— Может быть, ты покажешь их мне?
Он выгнул черную бровь.
— Когда?
Она тоже выгнула бровь.
— Почему бы не сейчас?
Он глянул в окно, на лужайку, дремлющую в лучах жаркого солнца. Выпил вина и посмотрел на жену.
— Прекрасно. Когда ты доешь. — И он кивнул на ее тарелку.
Она не опустила глаза — вызов был принят.
Улыбнувшись, она занялась виноградом. Потом они вышли из столовой и, взявшись за руки, пошли по коридору в западное крыло. В конце его Люк открыл дверь, и Амелия вышла на крыльцо; теплый ветерок пошевелил ее локоны. Теперь они шли по лужайке.
— Самая прямая дорога — через кустарник.
Он провел ее под аркой, вырезанной в первой живой изгороди. За ней размещалось несколько дворов, каждый из которых был продолжением предыдущего. В первом посредине бил фонтан, во втором был пруд, в котором плавали, блестя серебром, рыбки. Третий служил пристанищем для огромной магнолии с толстым стволом и переплетенными ветвями. На ней еще осталось несколько запоздалых цветков, бледно-розовых на фоне глянцевой зеленой листвы.
Амелия рассматривала дерево — древнее чудовище.
— Я никогда еще не заходила так далеко за эти изгороди.
Люк увлек ее через арку к последней изгороди; за ней стояли три длинных низких сарая со множеством стеклянных окон на крыше и в стенах. Мощеные дорожки вели к дверям, Люк повел ее к той, что была слева.
Он открыл дверь; их обдало горячим воздухом, наполненным запахом земли, гниющих листьев и пышной зелени. Перед ними простирались настоящие джунгли. Амелия вошла. Легкий шелест листьев над головой привлек ее внимание. Шиферные пластины на крыше был раздвинуты, и в теплицу проникал ветерок.
Она огляделась, широко раскрыв глаза при виде этого великолепного зрелища.
Положив руку ей на спину, Люк повел ее дальше.
— Сейчас здесь почти нечего делать — только собирать урожай. Потом все это подрежут, но сейчас все может разрастаться вволю.
Воистину вволю; приходилось пригибаться, чтобы пройти по дорожке, которая шла в середине теплицы сквозь заросли к двери в противоположной стене. Отбросив всякие мысли о любовных играх — здесь едва хватало места, чтобы стоять, — Амелия направилась к выходу.
Они оказались на небольшой мощеной площадке, окруженной низкой каменной стеной и затененной большими деревьями; здесь было гораздо прохладнее, чем в теплице. Отсюда неожиданно открылся вид на неглубокую долину перед Калвертон-Чейзом. Амелия огляделась, пытаясь сориентироваться. Ферма располагалась за тенистыми деревьями правее и чуть дальше конюшен и псарен. Налево лежала долина, дремлющая под летним зноем.
Амелия подошла к низкой каменной стене, за которой был склон, а дальше лужайка. От теплицы ступени спускались вниз, на дорожку, ведущую к парадной подъездной аллее.
— Мне казалось, что я знаю все, но здесь я никогда не бывала.
Люк подошел к ней сзади и, глядя на долину, которая была ему так же знакома, как материнское лицо, произнес:
— У тебя будет достаточно времени, чтобы познакомиться с каждым уголком имения.
Амелия вздрогнула, потому что никак не ожидала, что он так близко. Она повернулась, а он шагнул еще ближе, и она оказалась между ним и стеной, доходившей ей до бедер.
Она замерла, затаив дыхание.
Он обнял ее за плечи и наклонился к ней. Может, он и пляшет под ее дудку, но это не означает, что он не может быть ведущим.
Он коснулся губами того места, где плечи ее переходили в шею, и она задрожала. Его руки скользнули вниз по ее рукам, затем на талию и крепко прижали ее к нему. На мгновение остановившись, чтобы насладиться ее телом, податливым и соблазнительным, он прошептал ей в висок:
— Зачем?
Она отозвалась тоже шепотом:
— Что — зачем?
— Зачем ты — не могу найти лучшего слова — соблазняешь меня?
Она подумала.
— А разве тебе это не нравится?
— Я не жалуюсь, но ты могла бы обойтись меньшим количеством уроков от знатока.
Она рассмеялась, сплела пальцы с его пальцами.
— И что тогда?
— Когда ты заманиваешь свою жертву в комнату, чтобы соблазнить, неплохо бы запереть дверь.
— Я это запомню. — В ее голосе был смех. — Еще что-нибудь?
— Если ты намерена использовать какое-то экзотическое место, разумно будет сначала провести рекогносцировку.
Она вздохнула:
— Я никак не думала, что теплица — экзотическое место. — И добавила, помолчав:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119