– Вдали от городской толпы. Я так устала… Если бы я жила в деревне, то могла бы вновь начать писать. Джордж мне не разрешал. Я тебе не говорила? Это было… одно из тех занятий, которых он не одобрял.
Почувствовав, как открывается брешь в стене замкнутости, окружавшей Милли, Анна решила рискнуть.
– Почему ты так несчастна? Расскажи мне, что было у тебя с Джорджем.
Одного взгляда на лицо подруги – отчужденное, несчастное, пристыженное – оказалось довольно, чтобы заставить ее пожалеть о своем опрометчивом порыве.
– Прости, мне не следовало спрашивать, но ты мне так дорога, что я бы хотела…
– О, это все моя вина! Я не могу… Прости меня, Анна, но я… все еще не могу заставить себя рассказать об этом. Пока еще нет.
– Ну так не будем об этом говорить. – Анна принялась торопливо подыскивать новую тему. – Мне кажется, моему отцу сегодня гораздо лучше. Посмотри на него, он так энергичен и оживлен.
– А как его здоровье?
– Не очень хорошо. По правде говоря, с каждым днем ему становится хуже. Он все путает, принимает Джо… принимает Николаса за моего брата. А меня… – Она безрадостно рассмеялась. – Иногда мне кажется, что он вообще не помнит, кто я такая.
Примерно так же отец относился к ней и раньше, когда был совершенно здоров, но ей не хотелось в этом признаваться.
– А когда возвращается Дженни? – спросила Милли, чтобы отвлечь подругу от горьких мыслей.
– Я точно не знаю, – пожала плечами Анна.
– Визит довольно сильно затянулся, тебе не кажется?
– Да.
«И пожалуй, грозит затянуться еще бог знает насколько», – подумала Анна. Ей следовало бы отправить Дженни письмо, написать, что все прощено и забыто; она подозревала, что кузина только этого и ждет. Однако Анне требовалось время. Ее рана все еще кровоточила, а ей хотелось, чтобы прощение было искренним и шло от сердца.
Дженни поступила глупо и бесчестно, но теперь сама страдала от собственного вероломства. Больше всего Анну огорчала одна мысль: что бы ни случилось, прежних отношений им уже не вернуть. Они могут простить друг друга, но то, что между ними произошло, никогда не будет забыто.
– Ого! Ты только посмотри!
Анна обернулась и прислушалась. Около дюжины мужчин без сюртуков и воротничков (и среди них Джон) образовали полукруг на берегу реки и дружно затянули «Когда в долине цвели фиалки». У них вышел прекрасный хор на четыре голоса.
– Я и представить себе не могла, что Николас так хорошо поет! – воскликнула Милли.
Анна думала в точности то же самое. Голос Джона отчетливо доносился до нее, перекрывая все остальные голоса, – сильный, звучный баритон, отлично поставленный, без единой фальшивой ноты. Звуки этого прекрасного, теплого, богатого обертонами голоса едва не заставили ее расплакаться. Сделав над собой усилие, Анна улыбнулась.
Мужчины стояли, положив руки на плечи друг другу, не стесняясь своего приподнятого настроения и не пытаясь его сдерживать. Пожалуй, они вкладывали в пение чуточку больше усердия, чем требовалось. Анна заподозрила, что где-то по рукам гуляет бутылка, но никто не был пьян: они были просто в отличном настроении. «Вот и хорошо, – подумала она, чувствуя, как ощущение счастья пополам с горечью разрастается в ее собственной груди, и закрыла глаза, чтобы его удержать. – О, Джон, – шептала она про себя, – о, мой дорогой…»
– Ты его очень любишь, правда?
Анна заглянула в доброе, мудрое и печальное лицо Милли. Все, что она могла, это кивнуть в ответ. Броуди подошел к ним несколько минут спустя.
– Это что такое? – спросил он, поднимая с одеяла сделанный ею эскиз.
Анна отняла у него листок:
– Еще одно жестокое разочарование.
Это был набросок акварелью: его портрет. До сих пор все ее живописные опыты сводились к натюрмортам с цветами и фруктами да к нескольким робким попыткам изобразить пейзаж. Старательно не замечая его вопросительно выгнутую бровь, она спрятала рисунок в ридикюль.
– Надеюсь, это не означает, что ты собираешься снова взяться за скрипку?
Он сел на расстеленный плед и звонко чмокнул ее в щеку, от души смеясь над ее надутыми губками. Анна покраснела, ничуть не обидевшись. Ей нравилось, когда он над ней подшучивал, но она сделала вид, будто оскорблена до глубины души.
– Да надо бы. Чтоб тебя как следует проучить.
– Как вы себя чувствуете, мисс Милли?
– Очень хорошо, благодарю вас. А вы сегодня в голосе, как я заметила.
– Правда? Мне тоже так показалось, – без ложной скромности ответил Джон.
Анна сидела и слушала, как они перебрасываются шутками, радуясь их дружеским отношениям и в то же время ужасаясь тому, что даже ее лучшая подруга принимает Джона Броуди за ее мужа. Сама она уже стала понемногу привыкать к невероятному положению, в котором оказалась, но сейчас абсурдность сложившейся ситуации вдруг поразила ее с новой силой.
– Э-э-э… Ник, не могли бы вы… могу я переговорить с вами?
Застенчивый голос принадлежал Максу Бейтсли, главному инженеру компании Журдена. Анна приветственно улыбнулась ему, а он смутился и густо покраснел, на тощей шее у него задергался кадык. В проектировании компактных корпусов и трехлопастных гребных винтов Макс не знал себе равных, но вот общаться с людьми, особенно с женщинами, совершенно не умел.
Броуди поднялся и отошел вместе с ним на несколько шагов.
– Мне пора идти, – заторопилась Милли. – Спасибо тебе за приглашение.
– Но ты же только что пришла! – с досадой возразила Анна. – Прошу тебя, не уходи, ты даже не поела и…
– Мне действительно пора. – Подруги взялись за руки.
– Я жалею, что заставила тебя прийти, – призналась Анна. – Что бы я ни делала, тебе становится только хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132