Да, она за себя не отвечала: ему дважды удалось застать ее в крайне уязвимом положении. В первый раз он вообще воспользовался тем, что она спала! Ну… почти спала. А во второй раз это случилось, когда она еще не оправилась после столкновения с насильниками. Она сама не понимала, что делает. Вот и все. Она была не в себе.
Успокоенная и довольная собой, Анна встала и принялась застегивать рукава платья. Она больше не будет терять сон, тратить время и нервы из-за мистера Броуди. И без того уже слишком много сил ушло на бесплодные размышления о том, что она не та честная и порядочная женщина, какой всю жизнь себя считала. Вся вина лежала исключительно на нем одном. Человека, способного воспользоваться слабостью вдовы своего брата, можно было назвать только отъявленным негодяем, лишенным чести и совести. Он не заслуживал ничего, кроме презрения.
Анна расправила юбки, всунула ноги в туфли, укрепила шпильки в волосах и ущипнула себя за щеки, чтобы выглядеть румяней. Сегодня она будет рассказывать ему о пиллерсах и карленгсах <Строительные элементы судна, продольные и поперечные балки.>. И что бы он ни делал – никакие насмешки, ни издевательская вежливость, ни тонко замаскированные двусмысленности, ни пламенные взгляды, бросаемые исподтишка на ее грудь, – ничто ее не смутит. Она неуязвима для него. Он грубый навязчивый хам, а она настоящая леди. Оставалось только удивляться, как ему вообще удалось так сильно затронуть ее с самого начала. Но теперь этому пришел конец. С сегодняшнего дня начнется новая жизнь.
* * *
– Мистер Броуди.
– Мэм?
– Нюхать мясо перед тем, как положить его в рот, считается неприличным.
Броуди задумчиво прищурился на кусочек жареной свинины, который только что подцепил вилкой.
– Ну что ж, очень может быть, что вы и правы, – согласился он. – Но там, где мне приходилось бывать, это также считается разумной предосторожностью для каждого, кому дорога жизнь.
– Там – да, но только не здесь, – решительно возразила Анна. – Полагаю, что здесь нам ничто не угрожает.
Слава богу, он хоть умел пользоваться вилкой: мистер Флауэрс, к примеру, всю пищу ел прямо с ножа. Анна тяжело вздохнула – похоже, это будут самые долгие три недели за всю ее жизнь. Манеры мистера Броуди за столом, хотя и достаточно сносные, все-таки оставляли желать лучшего и отличались скорее практической разумностью, чем подлинным светским изяществом.
– Что касается хлеба, – добавила она минуту спустя, – его полагается отламывать маленькими кусочками, а не откусывать от целого ломтя.
Анна говорила ровным голосом, ни на кого, в частности, не глядя, но бедный Билли Флауэрс замер с огромным куском бисквита во рту и виновато опустил глаза в тарелку. Вечер, на который он так рассчитывал, с самого начала пошел наперекосяк. Впервые их с Броуди пригласили отобедать с миссис Бальфур и мистером О’Данном за одним столом, и Билли ждал этого события целый день. Он нарядился с особым тщанием – щедро смазал маслом и зачесал назад свои соломенные вихры, выбрал самый нарядный сюртук в клеточку, надел под него чистый воротничок. Но никакого удовольствия от обеда он не получил.
Миссис Бальфур была, конечно, хороша, как картинка, – и ума палата, и все при ней. Билли уже успел влюбиться в нее по уши, но в этот вечер ему больше всего хотелось, чтобы она закрыла рот и замолчала. «Сидеть надо, придвинувшись поближе к столу, но не опираться на него локтями»; «Воздержитесь от смеха во время еды, не повышайте голос»; «Пользуйтесь салфеткой, а не носовым платком», – Билли был так взвинчен, что уже не мог взять в рот ни крошки. Уставившись на скатерть, он съежился и попытался стать как можно более незаметным.
– Неприлично дуть на суп, чтобы его остудить, и разумеется… – тут Анна снисходительно засмеялась, – его не полагается пить! Суп надо есть ложкой, стараясь при этом не производить хлюпающих или чавкающих звуков.
Билли, успевший согнуться в три погибели, перестал лакать суп, распрямился и вытер рот тыльной стороной ладони. Он воровским движением поднял ложку, с недоумением повертел ее в руках, потом погрузил в тарелку с супом. Изо всех сил стараясь не чавкать, он целиком засунул ложку в рот и обхватил ее зубами за черенок с таким громким клацаньем, что все невольно взглянули на него. Билли нервно рыгнул.
Броуди веселился от души. Двадцать лет назад мать научила его и Ника правильно вести себя за столом, но с тех пор у него не было случая попрактиковаться. Однако в сравнении с Билли он держался за столом просто как принц Альберт <Принц Альберт, или принц-консорт (1819-1861),-супруг королевы Виктории.>. Поэтому основное внимание преподавательницы хороших манер пришлось на долю невезучего Билли.
Броуди сидел справа от Анны, О’Данн – слева, а Билли – напротив них. К обеду все переоделись. Анна надела жемчужно-серое платье из какой-то тонкой ткани, наверное, из шелка, в темно-серую полоску. Броуди понравилась ее прическа: элегантный воздушный узел на макушке вместо обычного строгого пучка, стянутого на затылке. А в пламени свечей отдельные пряди вспыхивали золотом и красной медью…
– Глазеть тоже считается неприличным, – на этот раз замечание последовало от адвоката.
Броуди неторопливо перевел взгляд на молчавшего до сих пор О’Данна. Ему и раньше не раз приходило в голову спросить себя, уж не влюблен ли О’Данн в Анну. Он, конечно, всячески ее опекал, но Броуди никак не мог решить, чем продиктована эта преданность – любовью или бескорыстной дружбой. Он вдруг понял, что надеется на последнее, а потом подумал: да не все ли ему равно? Какая разница? Ровным счетом никакой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132