Он изумленно вздернул бровь:
– Что?
– Мне всегда хотелось, чтобы во время пикника любимый мужчина уснул, положив голову мне на колени.
– А как насчет твоей тетушки? – усмехнулся Броуди. – Наверняка она скажет, что это неприлично.
Анна усмехнулась в ответ:
– Я знаю.
Джон растянулся на земле и опустил голову ей на колени. Его длинные ноги не помещались на пледе, и он вытянул их на траву. Она положила одну руку ему на грудь, а пальцами другой принялась перебирать волосы. Он закрыл глаза. На губах у обоих играли совершенно одинаковые счастливые улыбки. Анна ощущала острое, почти нестерпимое желание поцеловать его в губы, и лишь волнующая мысль о том, что она непременно сделает это позднее, когда они действительно останутся наедине, удержала ее от неразумного порыва.
Она заметила кузена Стивена на другом конце поляны, у облупленного каменного парапета, ограждавшего берег реки. Он был занят разговором с Мартином Доуэрти. Унылые, как вороны на погосте, оба они чувствовали себя не в своей тарелке, оба явно страдали от жары в своих строгих повседневных костюмах, в которых ходили на работу.
Неподалеку от них, в середине кружка, образованного женами и дочерьми служащих компании Журдена, восседала ее тетушка. Большинство дам выбрали для себя шезлонги или садовые стулья, но некоторые – утерявшие всякое представление о приличиях, как, например, Анна, – отдали предпочтение расстеленным на траве пледам. «Какой выговор устроит мне завтра тетя Шарлотта по этому поводу?» – спросила себя Анна без особого любопытства.
Кроме того, она заметила, что почти все женщины захватили с собой шитье или вязанье; одна из них читала вслух из какой-то нравоучительной книги. «Зачем в таком случае вообще ходить на пикники? – удивилась Анна. – Неужели только для того, чтобы продолжать то же скучное занятие, которому они каждый день предавались дома?»
В последнее время они с Джоном часто проводили вечера вне дома, и Анна была в восторге от новой возможности развлечься. Как это чудесно – посещать разные места в городе, да притом в любое время! Концерты, балы, вечеринки, даже несколько фривольные спектакли в мюзик-холле. И не под бдительным надзором тетушки, а в сопровождении человека, в которого она влюблена! Никогда раньше она не знала такой свободы – внутренней и внешней. Это было подлинное освобождение духа.
Они идеально подходили друг другу – и не только в постели. Анна удивлялась себе, она совершенно не ощущала вины. Вот и сейчас она смотрела на свою тетушку и на окружающих ее дам, силясь представить себе, как бы они стали заниматься (не говоря уж о том, чтобы наслаждаться!) всем тем, что они с Джоном вытворяли в постели, но у нее ничего не получалось. И при этом ей даже не приходило в голову спросить себя: «Что со мной не так?» Подобные соображения перестали ее волновать. Если с ней что-то не так, решила Анна, ей все равно. Для нее это больше не имело значения.
В глубине души она твердо знала, что в страсти, толкавшей их друг к другу, нет ничего постыдного или противоестественного. Наоборот, она была уверена, что именно те женщины, которые переносят близость с мужьями как пытку – в полуобморочном состоянии, стиснув зубы, в темноте, в одежде – являются жертвами обмана, более вредного, чем любое извращение, какое только можно вообразить. Тут уж точно речь шла о заговоре!
«Только вот… с какой целью составлен этот заговор? – удивлялась про себя Анна, покусывая травинку и с трудом удерживаясь от искушения пощекотать ею Джону нос. – Почему все остальные мужчины не похожи на него? Почему они не хотят, чтобы их жены получали удовольствие? Бессмыслица какая-то».
Броуди со знанием дела рассказал ей (откуда у него такая уверенность, ей даже спрашивать не хотелось), что почтенные, солидные мужья – те самые, что вместе со своими женами устанавливают правила поведения в обществе и бдительно следят за их соблюдением – не брезгуют услугами проституток. Все выглядело так, будто мужчины решили разделить женщин на две взаимоисключающие категории: жены и шлюхи. Как странно! И как грустно.
А то, что было у нее с Броуди, называлось прелюбодеянием, незаконной связью, адюльтером. Ужасное, позорное слово. Еще несколько месяцев назад Анна заливалась краской, услыхав его, а сейчас не находила в своей душе ни капли раскаяния. Только об одном приходилось сожалеть: это не могло продолжаться вечно. Однако Анна не желала думать о будущем. Она твердо решила жить сегодняшним днем.
Все, что у нее было, – это прекрасное «сейчас», счастье, о котором она даже мечтать не смела с Николасом в самые первые, полные восторженного ожидания дни помолвки, когда она поверила, что каким-то чудом он ее полюбил и все ее заветные чаяния сбылись. То, что она получила сейчас, оказалось совсем иным – великолепным, неизмеримо превосходящим все ее наивные представления о счастье. Любовь к Николасу была фантазией девочки, воспитанной в уединении и ничего не знающей о жизни. Любовь к его брату стала воплощением желаний женщины.
– О чем ты думаешь?
О чем бы она ни думала, ее мысли всегда возвращались к нему, вращались вокруг него.
– О тебе. Между прочим, я думала, ты спишь.
Он лениво усмехнулся:
– Я не смог уснуть. На такой подушке не очень-то и заснешь: она не дает забыться.
– Тебе неудобно?
– Я этого не говорил.
Они обменялись понимающими взглядами.
– А не пора ли нам собираться домой? – предложил Джон.
– Мы еще даже не поели.
– А какую еду ты для нас захватила?
– Холодный ростбиф, салат, несколько пирожков. Имбирное пиво.
– М-м-м… – задумчиво протянул Броуди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132