«Ты просто устала», – сказала она себе. Чем же еще можно было объяснить этот безнадежный упадок духа, эту неизбывную черную тоску? Уж конечно, не мыслью о том, что они навсегда расстаются с Броуди, что ему суждено провести остаток своих дней в тюрьме.
Анна закрыла лицо руками и разрыдалась. В глубине души она не могла не понимать, что телеграмма, посланная ею в Лондон вчера вечером (по секрету от Эйдина, разумеется), никакой пользы не принесет. Уж если ему не удалось убедить бюрократов из министерства, то как она сумеет на них повлиять? Она не могла сказать им ничего такого, чего Эйдин не сказал бы до нее: что мистер Броуди проявил отвагу, что он достоин доверия, что он вернул деньги, хотя мог бы сбежать с ними, бросив Эйдина истекать кровью.
Сочиняя телеграмму, Анна сознавала, что ничего не добьется, но она не могла просто сидеть, сложа руки, и покорно ждать развития событий. Когда Броуди уедет – завтра, послезавтра или еще через день, – ей останется хоть одно небольшое утешение: она будет знать, что сделала все, от нее зависящее, чтобы его спасти. Хотя вряд ли это ее утешит.
Возвращаясь к себе в комнату, уже у самых дверей, Анна услыхала какой-то шум и обернулась. Броуди, босой и обнаженный по пояс, стоял на лестничной площадке в снопе утреннего света, падавшего через окно. Устремив прямо на нее свои пронзительно-голубые глаза, беззвучно ступая босыми ногами по половицам, он направился к ней. И опять Анна подумала, что он безупречно сложен. Какое-то странное спокойствие охватило ее, пока он подходил ближе.
Когда он оказался рядом, они оба услыхали, как кто-то спускается по лестнице с третьего этажа: возможно, кто-нибудь из слуг или Маддалена, спешащая начать работу с утра пораньше. Не говоря ни слова, Броуди отворил дверь в спальню Анны, втолкнул ее внутрь и закрыл дверь. Потом оглянулся, чтобы убедиться, что она все видит, и повернул ключ в замке.
Вероятно, ей следовало почувствовать себя шокированной. Ахнуть, например, или воскликнуть «Как вы смеете?», или даже закричать во весь голос. Но Анна ничего такого не сделала: просто застыла на месте, теребя отвороты капота и не сводя с него глаз. Всем своим существом она ощущала страшную неизбежность наступившей минуты. И все же, когда он потянулся к ней, что-то застарелое, укоренившееся в натуре, заставило ее воскликнуть:
– Нет!
– Да.
Его руки уже возились с ее капотом, стягивали его с плеч, пытались прикоснуться к коже сквозь ночную рубашку.
– Не надо, – всхлипнула она, отстраняясь и хватая его за запястья.
Броуди нежно обхватил ее лицо ладонями, но голос у него дрогнул:
– Он хочет ехать сегодня, Энни. Прямо сегодня.
– О нет. О нет!
Броуди поцелуями осушил слезы, покатившиеся по ее щекам. Ее руки сами собой потянулись к его обнаженной груди, и она легонько, словно изучая, провела по ней пальцами. Анна позабыла о своей печали; ощутив у себя на лице его горячее дыхание, она забыла обо всем на свете.
– Джон… – вздохнула она, прижимаясь губами к его коже.
Но он расслышал, и этот тихий шепот прогнал последние колебания. Сердце у него застучало молотом. Увы, ее дурацкая ночная рубашка застегивалась на спине, а Броуди никогда не считал терпение одной из своих добродетелей. Он допустил ошибку: схватив ее сзади за воротник, с силой дернул тонкую ткань. Пуговицы разлетелись по всей комнате, а желание, которое он различал в ее лице всего несколько секунд назад, сменилось испугом.
Это заставило его переменить тактику, однако мысль о том, чтобы отпустить ее, ни на миг не пришла ему в голову. Броуди медленно придвинулся ближе, давая ей время перевести дух и успокоиться, потом накрыл ее рот долгим поцелуем. Заметив, как дрожь раз за разом пробегает по ее хрупкому телу, он начал нежно поглаживать ее по спине.
Анна постепенно успокоилась. Она послушно раскрыла свои губы, ее голова откинулась назад. Когда она прерывисто вздохнула, Броуди воспользовался этим, чтобы скользнуть языком ей в рот. Она судорожно втянула воздух и замерла, стараясь ему не мешать, но вскоре поняла, что больше не выдержит. Тихий, гортанный звук зародился где-то в глубине ее груди.
Броуди прижался к ней еще теснее, распаленный до безумия ее чувственными стонами. Анна на мгновение напряглась, когда его руки накрыли ее обнаженные ягодицы, но он только крепче притянул ее к себе, поцеловал еще жарче, и она сдалась. Именно этого ему и хотелось: увидеть ее беззащитной, потерявшей голову.
Броуди заглушил ее испуганный вздох новым поцелуем, желая дать ей почувствовать, как велика его страсть. Опьяненный желанием и своей властью над ней, он дразнил и искушал ее языком. Кровать слишком далеко: Броуди решил, что овладеет ею прямо здесь, на полу. Но тут же отказался от этой мысли. Ему хотелось видеть ее голой на смятых простынях. Разорванная рубашка каким-то чудом еще держалась на ней; одним нетерпеливым рывком он сдернул ее и подхватил Анну на руки.
Растерянная, оглушенная таким бурным натиском, Анна слабо уперлась ему в грудь непослушными руками. Все ее чувства были в полном смятении. Она сама не знала, что хочет ему сказать. «Нет»? Это не совсем то, что она имела в виду. «Погодите»? Да, пожалуй. Ей удалось это выговорить в ту самую минуту, как он опрокинул ее на спину, а сам растянулся сверху.
В словарном запасе Броуди понятие «погодите» временно отсутствовало. Ничего страшного, утешил он себя, она напугана, но он все исправит. Все будет хорошо. При одной мысли о том, что ему не позволят сделать Энни своей, не дадут погрузиться в нее прямо сейчас, сию же минуту, помешают овладеть ею самозабвенно и слепо, кровь застыла у него в жилах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132