Я поступила эгоистично: мне просто хотелось тебя видеть.
– Глупости! Я тоже хотела тебя видеть.
– Ты придешь меня навестить?
– Нет.
У Анны вытянулась лицо.
– Но зато ты могла бы прийти и навестить меня, – поспешно добавила Милли.
– Я так и сделаю! Завтра же.
– Только не завтра, глупенькая. Как-нибудь на будущей неделе. Я пришлю тебе записку.
– Черт бы тебя побрал, Милли! – с досадой воскликнула Анна.
Милли раскрыла рот от изумления. Анна покраснела от смущения и начала оправдываться:
– Николас иногда так говорит. Это я у него подцепила.
– Вот и прекрасно, – с неожиданной для Анны страстностью одобрила ее Милли.
Они расцеловались, а потом Анна с грустью проводила подругу взглядом. Милли шла с высоко поднятой головой, словно бросая всем вызов.
– Представляешь, Энни, на этот раз я почти понял, что он мне говорил, – сказал Джон, вновь присаживаясь рядом с ней на одеяло и удивленно качая головой.
Она улыбнулась:
– Тебе следовало бы стать инженером.
– Ты так думаешь?
Анна заметила отблеск своей собственной грусти, промелькнувший в его ясных голубых глазах, и нежно провела пальцами по его щеке.
– Где Милли? – спросил он уже более спокойным тоном.
– Она… решила уйти. Я чувствую себя такой… – Анна беспомощно всплеснула руками. – Она страдает, а я ничем не могу ей помочь.
– Ты поддерживаешь ее своей дружбой.
– Но люди так жестоки, Джон! Люди, которых она считала своими друзьями, отказываются ее принимать. Как будто она… прокаженная.
Броуди взял ее за руку, сгибая и разгибая пальцы, перебирая их по одному.
– Милая моя… Если бы я с самого начала знал, каким адом все это обернется для тебя… если бы я мог хоть в отдаленной степени представить себе, как ты живешь, какие правила действуют в твоем мире и чем ты рискуешь, связавшись со мной…
– Только не говори, что ты не ввязался бы в это дело.
– Нет, не ввязался бы. Мне невыносима мысль о том, что люди будут обращаться с тобой, как с Милли. Даже хуже. Если они узнают правду о нас, тебе будет гораздо хуже, чем ей.
Этого Анна отрицать не могла.
– Но я ни о чем не жалею. Я не стала бы ничего менять в нашем прошлом. Хотя нет, кое-что я бы изменила. Я пришла бы к тебе раньше.
Броуди заглянул в ее золотисто-карие глаза – серьезные, правдивые, сияющие любовью.
– Хотел бы я… – Он стиснул ее руку. – Хотел бы я быть благородным джентльменом, – прошептал он. – Ради тебя.
Анна закрыла глаза:
– Разве я тебе не говорила, что ты…
Она умолкла, услыхав шелест травы у себя за спиной. Кто-то опять вознамерился нарушить их уединение. Это был Эйдин.
– Привет, – нерешительно начал он.
Броуди торопливо отпустил ее руку – виноватым жестом, как ей показалось. Она заметила его отчужденность и взглянула на него с удивлением, а потом с пониманием. Он пытался ее защитить. Защитить то, что сам однажды в гневе назвал «белоснежной чистотой ее репутации». Теперь он больше заботился о ее добром имени, чем она сама. Анна растрогалась до слез.
Она сама взяла его за руку и крепко сжала ее.
– Представляете, – выпалила она, обращаясь к О’Данну и решительно сжигая за собой мосты, – Джон не считает себя джентльменом! Вам когда-нибудь приходилось слышать нечто более нелепое?
Броуди принялся перебирать бахрому пледа, чтобы скрыть свое замешательство. Зачем она говорит подобные вещи Эйдину?
О’Данн спрятал руки в карманы и окинул их обоих задумчивым взглядом.
– Я адвокат, мне приходится выслушивать множество нелепостей в силу моей профессии. Но в данном случае я не стал бы называть высказанное мнение «нелепостью». Я скорее счел бы его следствием неосведомленности.
И Анна, и Броуди растерянно моргали, ожидая дальнейших разъяснений.
– Что такое джентльмен? – задал О’Данн риторический вопрос. – Богатый господин с дворянским титулом? По моим наблюдениям, это не так. Я полагаю, что джентльмен должен обладать традиционными добродетелями, такими, как верность и преданность, мужество и честность, порядочность и справедливость. Некоторые предпочитают называть это «спортивным поведением», умением играть по правилам. Все эти качества человек может унаследовать (что, конечно, проще, но отнюдь не всегда происходит само собой), либо воспитать в себе. Второе труднее, зато и заслуга больше. В последнем случае человек может сделаться джентльменом, используя все, чем располагает, в том числе свои собственные знания, труд и находчивость.
Он улыбнулся, покачиваясь с пятки на носок.
– Если вы следили за моей мыслью, Джон, полагаю, вы согласитесь со мной в том, что у вас не меньше прав на звание джентльмена, чем у кого бы то ни было на этом холме.
Несколько секунд прошли в молчании, потом Анна с тихой страстностью в голосе воскликнула:
– Слушайте, слушайте! <Возглас, принятый в английском парламенте, когда члены какой-либо партии хотят поддержать своего оратора.>
Броуди почувствовал, как краска заливает ему щеки, и поборол в душе трусливое желание опустить голову, чтобы скрыть смущение.
– Спасибо вам, Эйдин, – сказал он просто. – Я этого не забуду. Вы стали мне настоящим другом.
О’Данн пожал плечами, давая понять, что все это пустяки, причем его собственные щеки подозрительно порозовели. Они обменялись еще несколькими словами – ни к чему не обязывающими, но полными скрытого смысла, понятного только им троим, – и вскоре адвокат оставил их наедине друг с другом.
Анна улыбнулась довольной улыбкой.
– Можешь положить голову мне на колени и вздремнуть, – предложила она.
«Никогда не говорите „вздремнуть“, если имеете в виду послеобеденный отдых», – припомнил Джон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132