Дикки злился на мертвого матроса, и на Мэри, нализавшуюся вдрызг, и на Билла Тиррелла... Особенно на Билла Тиррелла, из-за которого он оказался замешанным в скандальное дело.
Опять шел дождь. Дикки шлепал впереди меня по лужам, не разбирая дороги. Толпа журналистов преследовала нас, суя под нос диктофоны и забрасывая вопросами.
— Снимайтесь с якоря, как только начнется отлив! — отчеканил Уилсон. — Идите к себе и не разговаривайте ни с кем! — Он командовал мной спокойно и повелительно. Мне было ясно, чего он хочет: отправить Тиррелла в море, чтобы освободить пространство для маневра.
Маневры были его специальностью. Моей специальностью прежде было задавать вопросы, в том числе и неприятные.
— Мне необходимо побывать на "Союзе", — заявил я, не собираясь отступать.
Дикки посмотрел на меня своими сапфировыми глазами, что-то прикидывая в уме. Потом бросил:
— Если считаете нужным!
Когда я поднялся на "Лисицу", на палубе никого не было, только Пит возился с вантами на корме. Я направился на поиски команды. В носовом кубрике было темно. Темная вода, перемешанная с песком, плескалась у иллюминатора.
Мэри, наклонившись над своей койкой, складывала одежду в сумку. Я спросил:
— Что за сборы?
— Я ухожу, — ответила она. Куда-то подевался ее морской загар. Лицо опять сделалось мертвенно-бледным.
Родители Мэри снимали маленькую квартирку в Ливерпуле. Они постоянно скандалили, отец зверски избивал мать. В четырнадцать лет Мэри ушла из дому и бросила школу, сманив за собой нескольких школьных приятелей. Вначале они просто бездельничали. Потом ими завладело пристрастие к наркотикам. Учителя Мэри считали, что при ее способностях она могла бы учиться в университете. Вместо этого она предстала перед судом за проституцию и участие в нападении с целью ограбления. На "Лисицу" Мэри попала прошлым летом прямиком из тюрьмы. Подружившись с моим экипажем, она стала посещать колледж, готовящий учителей. Все на "Лисице" очень любили и слушались ее. Она и Дин были лидерами. Мэри и Дин — счастливая страница моего старого парусника. До прошлой ночи.
— Куда уходишь? — спросил я.
Она забрала за ухо прядь волос и пожала плечами.
— Не знаю.
— Нам нужна твоя помощь. Мы сегодня снимаемся.
Мэри посмотрела мне прямо в глаза. В ее взгляде было что-то, чего я никогда прежде у нее не замечал. Тот же немой упрек, что и в глазах детей, которых я встречал в секторе Газа. Они ненавидели вас не потому, что вы — это вы, а потому, что просто не видели ничего, кроме обид и оскорблений.
Я сказал:
— Прошлой ночью нам не повезло. Но это не страшно. Мы выплывем.
Она улыбнулась улыбкой, свойственной ей одной, и сжала мою руку. Ее рука была холодна как лед.
Я велел ей распаковать вещи и ушел в свою каюту. Было половина одиннадцатого, и мой желудок требовал завтрака. Я съел четыре вареных яйца и полбатона хлеба. Когда я доедал последнее яйцо, в кают-компанию заявился Отто Кэмпбелл в голубой спортивной куртке и белой рубашке. Все это выглядело очень по-морскому.
— Собираешься на берег? — полюбопытствовал он.
— Дикки не велел, — ответил я.
В прошлом Отто имел дело со многими важными людьми и хорошо изучил их повадки.
— Как бы ты поступил на моем месте? — спросил я его.
Отто ухмыльнулся:
— Ушел бы в море. Отправился бы в кругосветное плавание. Предоставил бы Дикки самому выпутываться из этой истории. Уж он-то выпутается.
— Но будет следствие, — заметил я.
Отто пожал плечами:
— Произошел несчастный случай. Вот и все.
Это была чистая правда.
— Что сказал Невилл Глейзбрук?
— В кабинете министров, по-видимому, полетят головы. Возня вокруг трупа, возможно, скажется на отношениях в правительстве. — Он помолчал. — Ты знаешь, что этот русский побывал на "Вильме"?
Я уставился на Кэмпбелла.
— Его видел кое-кто из членов экипажа. Вдрызг пьяного.
Я спросил:
— В котором часу он ушел?
— Пришел на борт где-то около десяти, — ответил он. — Ушел примерно в одиннадцать пятнадцать. По словам экипажа.
— Ты уверен? — переспросил я. Моя "Лисица" встала на якорь в одиннадцать тридцать.
— Так говорят те, кто его видел. Должно быть, это правда...
Итак, "Лисица" бросила якорь примерно через пятнадцать минут после того, как русский ушел с "Вильмы". Куда? В воду? Допустим, Мэри врала, и "Лисица" все же задела лодку. Возможно, так и было.
— Уходя с "Вильмы", русский сказал, что будет любоваться лунной дорожкой и ждать свою девушку.
— Девушку? — переспросил я.
— Да, так мне рассказали...
Когда Отто ушел, я сел в лодку и поплыл вокруг "Вильмы". Это была большая, широкая шхуна. Подростки из ее команды сидели в кубрике и играли в карты.
— Кто там? — крикнул вахтенный.
Ответа он, разумеется, не услышал.
Я подплыл к берегу, сошел на причал и направился к белым сходням "Союза". Моряки в синей военно-морской форме пропустили меня, отдав честь. Форма была та же, что и на вытащенном мной утопленнике.
Я познакомился с капитаном Петровым в Амстердаме. Теперь матрос провел меня к нему в отделанную деревом каюту. Когда я вошел, капитан Петров, наблюдавший до этого за струйками дождя, катившимися по стеклу иллюминатора, быстро повернулся ко мне. Суровое, отшлифованное морскими ветрами лицо, тонкая полоска сжатых губ. В пепельнице тлела папироса.
— Кофе, — сказал он, не глядя на матроса, стоящего за моей спиной. — Садитесь, мистер Тиррелл.
Я опустился в зеленое мягкое кресло. Он сел возле стола напротив меня.
— Я пришел, чтобы выразить мое глубокое сожаление в связи со смертью вашего моряка...
— Ребейна, — сказал капитан. На его суровом лице глаза казались удивительно живыми и теплыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97