Теперь слушайте. Еще одно. Я хочу, чтобы вы участвовали в гонках, потому что желаю их выиграть, а Чарли говорит, что, если не считать его, лучшего рулевого, чем вы, не найти.
— Ваша дочь будет недовольна, — предупредил я. — И пресса тоже. Зачем вам это?
— Я хочу выиграть гонки, — повторил он. — А так как я министр, я могу позаботиться о себе сам. — Чмок! — услышал я: снова он сосет сигару. — Так что ешьте мясо, пейте водку, повышайте себе кровяное давление. Увидимся в пятницу во время ленча.
— Есть еще кое-что, — сказал я. — Хотелось бы узнать...
— Передайте моим служащим. — Тепло улетучилось из его голоса. Он уже думал о другом. — Они сделают все, что вы скажете. До встречи на борту.
Договоренность была достигнута. Когда он прощался со мной, трубка была уже далеко от его рта.
Я вышел из конторы и присел на какую-то тумбу.
Значит, Глейзбрук хочет выиграть соревнование и, кроме того, хочет, чтобы я не путался под ногами, пока дело не замнут. Меня это устраивало.
Ночной воздух был прохладным, его согревало желтое сияние лампы в иллюминаторе "Лисицы". Внизу была Надя, она ждала меня.
Я сидел на тумбе и размышлял. Она встала у меня на пути. Она расследует гибель Ребейна. Она сделала все возможное, чтобы уговорить меня поехать в Таллинн на поиски людей, о существовании которых я слышал только от нее.
Мой приятель Терри Фальконер в 1981 году переспал с девицей в Чехословакии. Он был корреспондентом американского телевидения из Центральной Европы, пока не получил фотографии и тщательно сформулированную просьбу отказаться от работы над репортажем о чехословацких поставках оружия в Южную Африку. Теперь он был редактором журнала "Домашний умелец", работа ему не нравилась, но ничего лучшего он найти не мог.
Я сидел на тумбе и крыл на чем свет стоит газеты, телекомпании, политиков и прочую сволочь, которая распоряжалась чужими чувствами, чтобы процветали банки и корпорации. Билл Тиррелл — частное лицо вернулся бы в каюту и продолжил то, что начал. Но не Билл Тиррелл — журналист.
Я встал, проверил швартовы. Все прекрасно, как я и думал. Я просто выигрывал время, оттягивал решение. Есть одна зацепка. Это фотография"
Фотографию можно и подделать. И пока Билл Тиррелл не узнает что к чему, он попридержит руки.
Я спустился вниз, спотыкаясь на трапе, и прислонился к дверному косяку. Надя сидела на скамейке, улыбаясь по-новому нежной улыбкой.
— Устал, — сказал я. — Башка трещит. Спокойной ночи.
Краем глаза я увидел ее лицо: расслабленное и недоверчивое. Потом я отправился к себе в каюту, запер дверь и попеременно то засыпал, то ругал себя, пока между сомкнутыми мачтами не начал сочиться рассвет.
Глава 19
В семь часов я встал и отправился в город. Пит, корабельный мастер, был уже на месте. Я объяснил ему, что от него требуется. Он подвез меня до Бейсина, я уселся в свой фургон и направился в Плимут.
Я съел в кафе бутерброд с ветчиной, запил его чаем, припарковал машину в многоэтажном гараже и отправился по бетонному лабиринту к дому, на фасаде которого красовалась лиловая надпись: "Студия Мориса Поля".
Мориса Поля на самом деле звали Ден Слоггерт. У него были короткие торчащие волосы и очки бильярдиста, которые, однако, не скрывали здоровенных мешков под глазами — результат неумеренного потребления джина.
— Билли! — вскричал он, отбрасывая снимок, на котором девочка с пухлым, как пончик, лицом с вожделением смотрела на белого котенка. — Тыщу лет не виделись!
Когда-то Морис делал лучшие на Флит-стрит репортажи о дорожно-транспортных происшествиях. О фотографии он знал все, что только можно. Я пожал его маленькую мягкую руку и вытащил из кармана Надин снимок.
— Я хотел узнать. Это подделка?
Он нахмурился, глядя на снимок. Потом достал из ящика толстую лупу, посмотрел сквозь нее.
— Вроде нет, — сказал он.
— Точно? — У меня пересохло во рту.
— Нет. — Он закурил "Силк Кат", закашлялся, выпустил дым в физиономии жениха и невесты в золоченой рамке. На женихе была юбка шотландского горца. Он скорчил парочке рожу. — Я вчера вечером видел пленочку, — сказал он. — Маргарет Тэтчер в постели с полковником Каддафи. Потрясающая штука — компьютер! — Он снова взялся за лупу. — Но это хороший снимок. Старый аппарат с пластинкой. Никакой ретуши. Очень хорошая фактура. Такое не подделаешь.
Я с трудом сглотнул.
— Невозможно подделать?
— Сейчас нет ничего невозможного. Но в данном случае так трудно, что почти невозможно.
— Можешь быстро сделать мне пару копий?
Он нажал кнопку внутреннего телефона.
— Дайлис, — сказал он, — если явится миссис Роджерс со своим чертовым чадом, пусть подождет. — Он отключил связь. — Через полчаса будет готово.
Я вышел, выпил еще чашку чаю, почитал газеты. Снимки были готовы с точностью до секунды: что значит привычка всегда поспевать в срок. Он взял с меня пятерку. Я воспользовался его телефоном и набрал номер Кристофера.
Подошла Рут. Я спросил Кристофера. Она сказала:
— Его нет дома. — Голос у нее был холодный и недовольный.
— Когда он придет? — спросил я.
— Когда захочет, — ответила она. — Он поехал к матери.
Кристофер был депутатом от дорсетского городка с еженедельным базаром, населенного в основном отставными полковниками и их женами. Женам нравилось его мальчишеское обаяние. Полковникам нравилось, что он зять Невилла Глейзбрука. В последнее время я все больше убеждался, что на Рут ни то, ни другое не производит ни малейшего впечатления.
Я забрался в свой фургон и поехал через холмы к Лидьятс-Мэнор, поселку из камня цвета сливочной помадки.
Мать поправляла тяпкой цветочную клумбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97