Вернувшись к себе, Гец нашел в конверте двести крон и расплакался. Чтобы заработать эти деньги, Фрейду нужно было не раз принять пациента. Но напоминание о молодости того стоило.
Гораздо чаще он подчеркивал, как серьезны случаи, которыми он занимается. Психоанализ, писал он, создан «для лечения пациентов, навсегда исключенных из нормального существования». Он даже утверждал (в 1905 году), что пока использовал психоанализ только «в самых тяжелых случаях» и все его ранние пациенты проводили «многие годы в санаториях». Это не может быть правдой (разве Эмма Экштейн находилась в больнице годы?), но Фрейду было необходимо подчеркнуть, что в мире столько несчастных людей, которых нужно вылечить, и что он может преуспеть там, где другим, особенно традиционным психиатрам, это не удается. Со своими коллегами он теперь обращается более тонко: на медицинском собрании в Вене в декабре 1904 года он говорит, что «мы, врачи» все занимаемся психотерапией того или иного рода, и иначе быть не может, раз этого требуют пациенты.
Он становится все более известной фигурой на венской сцене, почти знаменитостью — с дурной славой. Австрийские и немецкие психиатры наперебой осуждали его. В. Шпильмейер выражал сарказм по поводу Доры. А. А. Фридландер в рецензии на «Случай истерии» говорил о «джунглях странных фантазий, в которых задыхается интеллектуальная работа автора». Секс, лежавший в основе теорий Фрейда, был и причиной всех возражений. Его критики и в то время, и сегодня замечали странный полет фантазии Фрейда, но главное, что вызывало их отвращение, имело более глубокие культурные корни. Они были голосом прошлого века, считавшего, что половое поведение не имеет значения для серьезной медицины, и возмущались тем, что теории Фрейда делают отрицательным традиционный образ человека, представляют его иррациональным и управляемым тайными желаниями, о которых мужчины не говорят вслух, а женщины не должны и думать.
С Фрейдом или без него подобное отношение было так или иначе обречено. Над проблемами сексуальности работали Крафт-Эбинг и Мориц Бенедикт в Вене, Флис в Берлине, Гавелок Эллис в Англии и многие другие. Эллис, непрактикующий врач, который черпал свой материал из книг и личного опыта, а не от пациентов, был первым английским автором, написавшим на эту тему что-то разумное и четкое. Первый том своего новаторского «Исследования психологии секса» он опубликовал в Германии в 1895 году. Эта работа находилась в типографии как раз в момент выхода в свет «Этюдов по истерии» Фрейда и Брейера. Первый том был посвящен гомосексуализму, запретной теме в Лондоне, столице европейского ханжества как в то время, так и сейчас. Именно поэтому он вышел сначала на немецком языке. После опубликования книги на английском языке в 1897 году (это сделал немецкий издатель порнографической литературы, которому для того, чтобы скрыть свою деятельность, пришлось организовывать в Англии подставное университетское издательство) она была запрещена и оставалась под запретом много лет.
Если бы некоторые работы Фрейда, например «Дора», были переведены так рано, их, возможно, ждала бы та же участь: рецензент «Британского медицинского журнала» без колебаний назвал работу Крафта-Эбинга в 1902 году «отвратительной» и посоветовал врачам не читать ее. Однако в конце концов даже англичане поняли, что Эллис, Крафт-Эбинг, Фрейд и иже с ними не причина развития событий, а их следствие.
Фрейд становился все более уверенным в своей правоте, но так и не стал толстокожим. Он никогда не забывал плохих рецензий, обидных слов, насмешек коллег. Теперь настоящий профессор, он продолжал читать лекции студентам и аспирантам, распространять свои идеи по субботним вечерам небольшим аудиториям, которые насчитывали иногда меньше десятка людей, но тем не менее помогали расходиться кругам от камня, брошенного в стоячую воду. Его расстраивало, что некоторые студенты ищут в его лекциях порнографию. «Если вы пришли сюда за сенсациями или непристойностями, — по некоторым сведениям, говорил он, — будьте спокойны, я позабочусь о том, чтобы ваши усилия ни к чему не привели».
У него была преподавательская слегка сутулая осанка, голос твердый, хоть и не звонкий" лекции он читал практически без конспекта. Когда его спрашивали, как он готовится к лекциям, ом отвечал: «Я оставляю это моему бессознательному». У него всегда были в запасе истории и отступления для иллюстрации материала. Подчеркивая, что некоторые психологи не хотят принять его концепцию бессознательного, «первичного процесса», скрывающегося под «вторичным процессом» сознательного, он утверждал, что это напоминает ему великана из поэмы Ариосто, которому в битве отрубили голову, но тот был слишком занят, чтобы заметить это, и продолжал сражаться. «Не сможет не появиться мысль, — сказал Фрейд, — что старая психология убита моей теорией снов. Но она не осознает этого и продолжает по-прежнему учить других».
Зимний вечер; морозный воздух, пахнущий дымом угля и дров; задернутые занавески в доме в Девятом округе, куда Фрейд приехал в экипаже с Берггассе. Он читает лекцию в старой психиатрической клинике общей больницы. Рядом находится «Наррентурм», «Башня глупцов», где до Фрейда сумасшедших приковывали к стенам и всегда держали наготове плети и смирительные рубашки. У Фанни Мозер, Эмми из «Этюдов по истерии», были фантазии о сумасшедших домах, где пациентов погружали в холодную воду и закрепляли в механизме, который крутил их до тех пор, пока они не успокаивались. Десять лет спустя душевнобольные по-прежнему оставались загадкой, и поэтому они вызывали такой гнев у психиатров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175