Брак госпожи Юнг не был безоблачным, отчасти из-за сексуальной жизни мужа. Две из его предполагаемых любовниц — Тони Вулф, бывшая пациентка, и медсестра, Мэри Мольцер, женщины среднего класса, впоследствии ставшие аналитиками, — тоже были на съезде. Возможно, Эмма искала у Фрейда какого-то сочувствия. В одном письме Эмма сетует, что, конечно, все эти женщины влюблены в Карла, и добавляет, что она совершенно не может противопоставить себя ему «и мне обычно в компании приходится вести себя еще более глупо». В Цюрихе женщина занимала такой же статус, как и в Вене. Но госпожа Юнг была не настолько подавлена авторитетом мужа, чтобы не давать советов Фрейду. Ее письмо от 6 ноября заканчивается предостережением:
Можете себе представить, какой радостью и честью для меня является то доверие, которое вы оказываете Карлу, но мне кажется, что иногда вы даете ему слишком много — неужели вы не видите в нем своего последователя и исполнителя в слишком большой степени? Разве люди часто не дают много потому, что хотят много сохранить?… И думайте о Карле не с отцовским чувством: «Он вырастет, а я должен буду уступить ему место», а так, как один человек думает о другом, у которого, как и у вас, есть собственный закон, который нужно выполнять.
Такой материнский совет от молодой госпожи Юнг наверняка заставил Фрейда заскрипеть зубами. Но она знала, о чем говорит. Вторая часть шедевра, над которой Юнг в то время все еще работал, начала отбрасывать тень, как и первая.
«Во второй части, — писал Юнг 14 ноября, — я подхожу к фундаментальному обсуждению теории либидо». В словаре Фрейда «либидо» означало всесильное сексуальное желание. Появились знаки, указывающие на то, что Юнг собирается изменить это священное слово психоаналитического словаря и расширить его определение до энергии, не обязательно сексуальной. От Фрейда к Юнгу и обратно ходили напряженные письма, где их авторы выражали вежливое несогласие, хотя явных поводов для этого не было.
В 1911 году Фрейд без видимых причин опубликовал историческое исследование об Эфесе, описывая, как апостол Павел основал там общину отступников, которые «недолго сохраняли ему верность» и попали под влияние другого апостола, Иоанна, уклонившегося в мистику. Некоторые специалисты полагают, что это было направлено на Юнга, отступника фрейдовских дней, хотя намек был настолько слабым, что едва ли мог произвести серьезное впечатление на такого уверенного в себе человека.
Они уже стояли на пути к разрыву. «Я бы никогда с самого начала не стал на вашу сторону, если бы в моей крови не было ереси», — писал Фрейду Юнг в марте 1912 года, возможно, имея в виду святого Иоанна в Эфесе. Он начал выражать сомнения по поводу фрейдистской концепции желания инцеста у маленьких детей, что означало пересмотр эдипова комплекса. Для неспециалистов многие моменты, по которым они не соглашались, о происхождении табу на инцест, непонятны. Сам Фрейд не сразу понял, что имеет в виду Юнг.
В мае 1912 года они нашли тривиальный повод для ссоры и отвлечения внимания от основной проблемы — их взаимоотношений. Фрейд отправился в гости к Людвигу Бинсвангеру, молодому швейцарскому психиатру, с которым когда-то познакомился в Вене вместе с Юнгом. Бинсвангер, которому Фрейд нравился больше, чем Юнг, считал, что умирает от рака (но прожил еще пятьдесят четыре года), и собирался написать прощальный очерк. По этому поводу Фрейд и приезжал к нему.
Бинсвангер по наследству получил управление санаторием «Бельвю» в Кройцлинге на озере Констанс, где лечили Берту Паппенгейм. Там же находилось его семейное имение, где Фрейд посетил его на Троицу. Он отметил, что граф Цеппелин, тот самый, в честь которого назвали известный воздухоплавательный аппарат, живет по соседству.
Юнг находился не более чем в шестидесяти пяти километрах к югу, на озере Цюрих, но либо Фрейд не предупредил его о своем визите вовремя, либо Юнг сделал вид, что не знал об этом. Фрейд послал письмо о своих планах в последний момент, а Юнг в это время катался по озеру на яхте. Или Фрейд сделал так из злого умысла (как до сих пор считают некоторые последователи Юнга), или же это произошло в результате недоразумения, усугубленного нежеланием обеих сторон встретиться.
Юнг, либо искренне обиженный, либо стремящийся получить тактическое преимущество, назвал это происшествие «кройцлингским жестом». «Я понимаю ваш кройцлингский жест, — мрачно сказал он. — Верна ли ваша политика, покажет успех либо неудача моей работы».
В июле Фрейд пишет Ференци, риторически вопрошая, что это мажет означать, и сам дает ответ:
Вероятно, Юнг находится в состоянии сильнейшего невроза. Неважно, чем это закончится, но похоже, что мое намерение объединить евреев и «гоев» «Иноверцы, неевреи; иногда слово носит презрительный оттенок (с еврейск.). — Прим. ред.» в служении психоанализу не осуществилось. Они не смешиваются, как масло и вода.
6 августа Ференци отвечает немедленным осуждением Юнга и его фантазий. Стоило Фрейду начать этот разговор, как аналитики Центральной Европы тут же собрались выразить накопившуюся досаду по отношению к этому чужаку. Ференци добавил, что швейцарцы вообще «банда антисемитов», и посоветовал учителю быть поосторожнее и с Джонсом.
Но Джонс был достаточно безопасным. Более безопасным, чем любой из них. Вернувшись в Европу на весь оставшийся год, он хотя и надеялся, что в Канаде передумают и примут его, но строил планы, в которые Юнг не входил. В начале лета он вместе с Лоу Канн посетил Вену, чтобы Фрейд попробовал вылечить ее от пристрастия к морфию (которое, несомненно, усугубилось в Торонто).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175