Все, все, что хочешь.— Я не хочу, чтобы ты был наверху, Харв. — (Я чувствовал себя соглядатаем.) — Все не так просто, все иначе. Они считают, что мы должны обратиться за психиатрической помощью. — Она кивнула на меня и Сьюз.— Что они могут знать о нас, обо всем?— Я не останусь, если мы не обратимся за помощью, Харви. Мы не просто несчастливы, мы — больны. Нам нужно лечиться.— К кому мы пойдем? Я никого не знаю.— Сьюзен нам скажет, — сказала Пам. — Она разбирается в подобных вещах.— Если это поможет мне вернуть тебя, я готов. — Его голос стал спокойнее, но слезы по-прежнему текли. Он продолжал поглаживать ее по спине. — Все, что хочешь.Я встал.— Ребята, у вас все должно получиться. А пока я сделаю один звонок.Они не обратили на меня особого внимания, и я почувствовал себя таким же полезным, как водопроводный кран на часах. Из номера позвонил Кленси в прокуратуру графства Саффолк.— Спенсер, — сказал я. — Пауэрса уже выпустили из каталажки?— Сейчас проверю.Примерно три минуты я слушал невнятные звуки, доносившиеся из трубки. Потом снова раздался голос Кленси:— Да.— Чудесно.— Ты же знал, что он не будет сидеть. Понимаешь, как бывает.— Да, спасибо. — Я повесил трубку.В кофейной Пам говорила:— Это очень тяжело. Очень тяжело жить в центре внимания других людей.Официантка принесла мне еще чашку кофе.— Что же нужно было делать? — говорил Харв. — Не любить тебя, сказать детям, чтобы перестали любить тебя, что ты не можешь этого вынести? Так я должен сделать?Пам Шепард покачала головой:— Просто... нет, конечно, я хотела быть любимой, но быть единственной, которую любишь ты, которую любят дети, быть центром всего, чувствовать все это... не знаю... ответственность, вероятно. Мне хотелось закричать и убежать.— Господи, — Харв покачал головой, — мне бы твои проблемы, чтобы кто-нибудь слишком любил меня. Я бы тут же поменялся с тобой местами.— Вряд ли.— Да, но я не стал бы поступать так же, как ты. Я даже не знаю, где ты была. Ты знаешь, где был я.— И чем занимался. Ты — полный идиот.Харв взглянул на меня:— Спенсер, сволочь, ты сказал ей.— Был вынужден.— Я делал это ради тебя и ради детей. Хорошим я был бы мужчиной, если бы позволил своему бизнесу утонуть в канализации, чтобы и тебе, и детям досталось только по куску дерьма.— Видишь, — сказала Пам, — всегда ради меня. Всегда ответственность лежит на мне. Ты все делаешь только ради меня.— Ерунда. Я делаю то, что положено мужчине. Нет ничего особенного в мужчине, который заботится о семье. Я посвящаю семье всю свою жизнь. Это не отклонение. Это правильное поведение.— Подавление собственного "я" — уже отклонение, — сказала Сьюзен.— А именно? — прежде сдавленный голос Шепарда вдруг зазвенел. Он говорил слишком громко.— Харв, — сказал я, — не кричи на Сьюз.— Я не кричу. Господи, Спенсер, она пытается убедить меня, что самопожертвование и жизнь ради семьи могут быть признаками болезни.— Нет, она не говорит этого, Харв. Она просит тебя задуматься, почему ты ничего не можешь совершить для себя, в собственных интересах. Почему ты все принимаешь только на условиях самопожертвования.— Я... я не принимаю... я могу делать все, что хочу... для себя самого.— Например?— Ну, черт, я... Мне нужны деньги, хорошие вещи для семьи... и... черт! Ты вообще на чьей стороне?Пам Шепард закрыла лицо ладонями.— О Господи, — простонала она. — О Господи, за что мне все это? 27 Спустя некоторое время Шепарды отправились домой, беспокойные, неуверенные, но в одной машине, взяв с нас обещание, что мы со Сьюзен вечером пообедаем у них. Дождь прекратился, показалось солнце. Мы со Сьюзен отправились на пляж рядом с Си-стрит, плавали и лежали на песке. Я слушал репортаж о встрече «Сокс» и «Индиане» по маленькому красному портативному «Панасонику», который подарила мне на день рождения Сьюзен. Сьюзен читала Эриксона, с Нантекет-саунд дул легонький ласковый ветерок. Интересно, когда объявится Пауэрс? С этим ничего не поделать. Когда объявится, тогда и объявится. Подготовиться к этому невозможно.— "Сокс" проиграл Кливленду, — раздался голос диск-жокея, и полилась мелодия «Лети, малиновка, лети».Я выключил приемник.— У них получится, как ты думаешь? — спросил я.Она пожала плечами:— Он выглядит не очень обнадеживающе, да?— Да, но он любит ее.— Я знаю. — Она замолчала. — А у нас получится?— Да. У нас уже получилось.— Уже?— Да.— Это означает, что восстанавливается статус-кво?— Нет.— Что же это означает?— Означает, что я сделаю тебе предложение выйти за меня замуж.Сьюзен закрыла книгу. Долго смотрела на меня, не говоря ни слова. Потом улыбнулась:— На самом деле?— Да.— Из-за происшедшего?— Думаю, да. Ты согласишься выйти за меня?Она снова замолчала. Вода в проливе была спокойной. Спокойные волны, зеленые и полновесные, бесшумно накатывались на нас, ласково разбивались о берег.— Не знаю, — сказала Сьюзен.— У меня сложилось другое впечатление.— У меня тоже.— У меня сложилось впечатление, что ты хочешь выйти за меня замуж и сердишься, что я еще не сделал тебе предложения.— Неуслышанные песни всегда кажутся более сладкими?— Нет, не это.— Доступность не сделала тебя менее заслуживающим любви. Это... Я не знаю. Не правда ли, удивительно? Мне кажется, я хотела, скорее, удостовериться в твоих чувствах, доказательством которых было бы твое предложение, а не совершить этот акт на самом деле.— Совершение акта не явилось бы для нас чем-то новым.— Ты понимаешь, что я имею в виду.— Да, понимаю. Что собираешься предпринять по поводу своего решения? Выйдешь за меня замуж?— Не знаю. Ты, конечно, можешь пригрозить оставить меня, а я не хочу тебя терять.— Ты не потеряешь меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57