Повторил упражнение еще два раза.— Мне кажется, что вы уже занимались этим, — сказал тренер.— Да.Он направился в свою кабину.— Если что-нибудь понадобится, дайте знать.Я перебрался на другой тренажер. Сделал пятнадцать наклонов с весом в сто пятьдесят фунтов, сделал пятнадцать жимов трицепсами с весом в девяносто фунтов, пересел на тренажер для поворота корпуса, потом снова на скамью. Обычно я не выжимаю на скамье такие веса, но сейчас мне нужно было надорвать пупок, а жимы в триста фунтов казались как раз подходящими для этой цели. Я проделал по четыре комплекса всех упражнений, и пот пропитал насквозь мою футболку и стекал по рукам, мне приходилось постоянно вытирать ладони, чтобы не скользили рукоятки. Я закончил серию из двадцати пяти наклонов, а когда отошел от тренажера, руки мои дрожали, дыхание с хрипом вырывалось из груди. В клубе здоровья я был единственным посетителем, и тренер через некоторое время вышел из своей конторки, чтобы понаблюдать за мной.— Эй! — крикнул он. — Вы действительно собрались поразмяться?— Да, — отозвался я. В углу зала висела большая груша. — У вас есть перчатки? — спросил я.— Тренировочные, — сказал он.— Годится.Он принес перчатки, я надел их и прислонился к стене, дыхание нормализовалось, а руки перестали казаться резиновыми. Обычно мне удавалось прийти в себя быстрее. Через пять минут я был готов к занятиям с грушей. Я встал очень близко, дюймах в шести, и стал проводить серии ударов так сильно, как только мог. Два левых, правый. Короткий левый, левый хук, правый боковой, короткий левый, короткий левый, шаг назад, апперкот правой. У груши не было челюсти. Я молотил по груше так долго, как только мог, и так сильно, как только мог. Хрипя от напряжения. Стоя рядом и пытаясь вложить всю свою энергию в эти удары с шести дюймов. Если вам не случалось этим заниматься, вы не сможете понять, насколько утомительно бить по чему-либо. Каждые две минуты мне приходилось отступать, прислоняться к стене и восстанавливать дыхание.— Вы дрались раньше? — спросил тренер.— Да.— Невозможно ошибиться. Почти все, приходя сюда, шлепают по груше или пытаются нанести удар. Не могут удержаться. Но всего один из сотни наносит настоящие удары и знает, что именно он делает.— Да.Я вернулся к груше, вбил в нее свой левый кулак, нанося попеременно то прямые, то хуки, стараясь пробить ее насквозь. Пот стекал по моему лицу, капал с ног и рук. Моя футболка промокла, перед глазами плыли черные пятна, похожие на танцующие видения леденцов.— Соли не нужно? — спросил тренер.Я покачал головой. Моя серая футболка стала черной от пота. Пот стекал по рукам и ногам. Волосы тоже пропитались потом. Я отступил от груши и прислонился к стене. Воздух с трудом врывался в грудь, руки казались онемевшими и резиновыми. Я скользнул спиной по стене и сел на пол, подняв колени, прижавшись спиной к стене, положив на колени предплечья и бессильно повесив голову, и стал ждать, когда восстановится дыхание и пропадут черные пятна перед глазами. Перчатки были скользкими от пота. Я стянул их и передал тренеру.— Спасибо.— О чем разговор. Если вы разминаетесь, значит, разминаетесь по-настоящему, да?— Да.Я медленно вышел из спортивного зала и стал подниматься по лестнице. Несколько человек проводили меня взглядом, когда я шел по фойе к своему номеру. Пол фойе был вымощен бутовыми плитками ржавого цвета размером восемь на восемь дюймов. В номере я включил кондиционер и принял душ, долго стоял под сильными колючими струями. Сумочка с косметикой Сьюзен по-прежнему лежала на туалетном столике. Я насухо вытерся, надел сине-белую рубашку, белые слаксы и черные мокасины. Взглянул на лежащий на бюро пистолет.— Ты мне явно не пригодился, — сказал я и направился, чистый, усталый и невооруженный, по коридору к бару и стал пить бурбон. 13 На следующее утро я проснулся в восемь пятнадцать, чувствуя себя как самоубийца-неудачник. На второй кровати никто не спал. Без двадцати девять я выбрался из постели и прошаркал в ванную, где принял две таблетки аспирина и душ. В девять пятнадцать, едва передвигая ноги, я спустился в кофейню, где выпил два больших апельсиновых сока и три чашки черного кофе. Без десяти десять, уже менее неуклюже, но все еще медленно, я поднялся в свой номер и позвонил в службу секретарей-телефонисток. Во времена отчаяния только установившиеся привычки помогают придать естественный вид нашей неукрашенной жизни.Звонила Пам Шепард и сказала, что будет звонить еще. Она просила передать, что дело не терпит отлагательства.— Спасибо, Лилиан. Когда она снова позвонит, сообщи ей этот номер. — Я повесил трубку и стал ждать. Через десять минут раздался звонок.— Спенсер, — представился я.— Мне очень нужна помощь, — сказала Пам Шепард. — Необходимо поговорить с вами.— Говорите.— Не хочу говорить по телефону, мне нужно видеть вас, быть с вами рядом во время разговора. Я напугана до смерти.— О'кей. Я к вам приеду.— Нет. Мы не живем там больше. Вы знаете, где находится Плимут-Плантейшен?— Да.— Я встречу вас там. Следуйте по главной улице поселка, я к вам подойду.— О'кей. Сейчас выезжаю. Увидимся около полудня?— Да. Меня не должны найти. Никому не говорите, что собираетесь со мной встретиться. Никому не позволяйте следить за вами.— Не хотите намекнуть, в чем ваша проблема?— Нет. Давайте встретимся там, где договорились.— Буду там.Я повесил трубку. Десять тридцать. Дорога до Плимута не должна занять более получаса. Одежда Сьюзен все еще висела в шкафу. Она вернется за ней и за своей косметичкой. Она, видимо, совсем рассудок потеряла от ярости, если забыла столь необходимые вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57