Потом к нам пришел и дядя Полковник. По их шушуканью, по отдельным обрывкам разговора я понял, что единственным неразрешимым препятствием оставалось то обстоятельство, что посол – индиец. Наиболее оптимистично был настроен Асадолла-мирза, который несколько раз повторил:
– Бог даст, все образуется!
Немного позже трех дядя Полковник послал за дядюшкой Наполеоном.
Я уже два дня избегал разговаривать с Лейли и даже приближаться к ней, так как не знал, что ей говорить. Если она случайно узнала что-нибудь о предстоящей встрече и станет спрашивать меня, что я ей скажу? Ведь я был уверен, что дядюшка не разрешит мне присутствовать, и отыскал себе подходящее потайное местечко за одной из дверей нашей гостиной, в маленькой комнатенке. Она открывалась также в коридор, так что мой тайник не мог обернуться для меня тюрьмой – ведь Асадолла-мирза поручил мне, где бы я ни был, быть готовым в случае необходимости прибежать на помощь.
Когда дядюшка Наполеон проходил по нашему двору, я наблюдал за ним из окошка верхнего этажа. Дядюшка надел темный костюм, к борту был прикреплен орден, который, по его словам, он получил из рук самого Мохаммада Али-шаха. Белая рубашка, черный в белую полоску галстук… Его вид напомнил мне Даладье, довоенного французского президента, которого я видел в кинохронике о. подписании Мюнхенского пакта. Маш-Касем следовал за ним. Вероятно, на него напялили один из дядюшкиных костюмов, так как рукава и брюки были ему очень длинны. Отец и Асадолла-мирза вышли дядюшке навстречу. На их сердечные приветствия дядюшка отвечал крайне сухо и холодно.
Я бросился в свой тайник. Едва войдя в гостиную, дядюшка занялся размещением присутствующих.
– Братец Полковник станет здесь… Ты тоже здесь, Асадолла…
– Моменто, я должен находиться справа от английского представителя.
– Это кто ж так решил? Нет, станешь, как я сказал.
– Примите во внимание, что мне предстоит выполнять обязанности переводчика, я оттуда не смогу… Мне нужно быть между вами и послом.
– А разве сардар Махарат-хан не придет?
– Вы же сами были против того, чтобы он приходил.
– Да, присутствие индийца на таких важных переговорах представляется нежелательным.
Асадолла-мирза, отец и дядя Полковник обменялись безнадежными взглядами, а дядюшка Наполеон продолжал:
– Ну ладно, тогда становись тут. Маш-Касем будет стоять чуть позади меня, слева.
– Я очень рад, что вы отказались от прежней мысли насчет Маш-Касема – в часовом за занавеской вообще нет необходимости.
Маш-Касем, который едва мог передвигаться в слишком просторной для него одежде, сказал:
– Дай вам господь здоровья, ага… Я этих англичанов столько на войне перебил – на семь вьюков хватит… Что теперь бога гневить, кровью еще одного англичанишки руки марать… Вот, помню я, один мой земляк…
Дядюшка суровым взглядом оборвал его разглагольствования и проговорил:
– Для этого дела нужен человек совершенно надежный.
Асадолла-мирза и отец удивленно посмотрели друг на друга, но не успели ничего спросить, как дверь гостиной открылась и появился Пури с двустволкой в руках.
– Пури, ты все это время, как я тебе наказывал, будешь стоять в коридоре за дверью и держать палец на спусковом крючке, – твердо сказал дядюшка. – Как только я подам знак, откроешь огонь.
– О-о, святые предки! – не выдержал Асадолла-мирза, с изумлении созерцавший эту сцену. – Но как же, ага!.. Ведь мы договаривались, что посол явится без оружия. Это нарушение всех правил, обычаев гостеприимства и даже законов ведения войны.
Дядюшка, сквозь дымчатые очки устремив взор в неизвестном направлении, спокойно отвечал:
– Военные законы мне получше твоего известны. Но не следует забывать о врожденном вероломстве врага. Пури! Выполняй приказ твоего командира!
Дядя Полковник, который некоторое время молча слушал этот разговор, наконец вмешался:
– Братец, этот ребенок вообще не умеет стрелять. Вдруг, не дай бог…
– Не умеет?.. Что же он тогда в армии делал?
– Да ведь он служил писарем… Ну, конечно, стрелять тоже приходилось, но не из дробовика!
Дядюшка Наполеон повернулся к Пури, который, побледнев, слушал этот спор с весьма дурацким видом.
– Пури, если ты в самом деле не умеешь, прежде чем заступить на пост, скажи откровенно! По словам Наполеона, признание в неспособности – своего рода способность!..
Пури, заикаясь и пришепетывая, выдавил из себя:
– Я… дядюшка… Я как только вы прикажете… Я готов жизнь за вас отдать.
– Тогда иди на свой пост. Твой командир приказывает тебе!
Асадолла-мирза вмешался:
– Моменто, моменто, стрельба из боевой винтовки сильно отличается от стрельбы из дробовика. С вашего разрешения, я разъясню Пури некоторые детали.
И прежде чем дядюшка успел ответить, он увлек Пури в коридор и захлопнул дверь. Я тотчас высунул нос из своего убежища.
Асадолла-мирза, взяв винтовку из рук Пури, говорил:
– Ну-ка, посмотрим, голубчик… Вот так штука! Винтовка-то, оказывается, заряжена…
– Вот и я того же боюсь, – залопотал Пури. – Но ведь дядюшка приказал.
– Моменто, моменто, ты ведь человек взрослый, должен соображать, что к чему. Мы с таким трудом устроили, чтобы пришел этот английский представитель, уладил бы кое-какие противоречия, – а там, глядишь, и дядюшкино состояние улучшилось бы… Теперь представь себе, что переговоры не приведут к желаемому результату или зайдут в тупик… Что же, надо всадить послу пулю в живот? Тебе не приходит в голову, что потом тебя повесят за убийство?
– А я на самом деле не буду стрелять, дядя Асадолла.
– Знаешь, когда ружье заряжено, достаточно пальцем за курок задеть – оно и выстрелит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158