.. Да еще Акбарабад продает, чтобы денежки пропить…
Сердечные приветствия, которыми встретил Практика на Гиясабади Маш-Касем, немного ослабили напряженность обстановки:
– Ну, как ты поживаешь, Раджаб-Али-хан? Знаешь, вчера приезжал из Гиясабада Маш-Кёрим, про тебя спрашивал, а я говорю, ей-богу, хоть мы и соседи, я господина Гиясабади не вижу совсем…
Практикан Гиясабади высвободился из рук Дустали-хана и ответил Маш-Касему с такой же любезностью. Потом он обратился, к другим:
– Здравствуйте… Прошу прощения… Этому барану в голову взбрело… Не понимаю, разве человек права не имеет с собственной женой…
Но не успел он закончить своих объяснений, как Дустали-хан воскликнул:
– А, господин Эштияг-хан, приветствую вас! Какими судьбами? А я как раз несколько дней назад спрашивал о вас у сардара Махарат-хана…
Дядюшка Наполеон застыл на месте как громом пораженный:
– Дустали, ты знаком с полковником Эштияг-ханом?..
Дустали несколько раз перевел взгляд с дядюшки на индийца, а потом, не замечая предостерегающих знаков Асадолла-мирзы и дяди Полковника, разразился хохотом:
– С каких это пор ефрейтор Эштияг-хан стал полковником? Поздравляю, господин Эштияг-хан! В прошлый раз, когда мы вместе с сардаром ездили в Пас-гале, ты еще был ефрейтором…
Все так и оцепенели. Эштияг-хан, который не был готов к столь неожиданной встрече, растерянно смотрел на Асадолла-мирзу, моего отца и дядю Полковника, но и они так опешили, что никто не приходил к нему на помощь, а Дустали-хан продолжал приставать к индийцу:
– Эштияг-хан, ты что – язык проглотил? Что с тобой?
С недовольным и встревоженным видом индиец ответил ему по-персидски, хоть и с сильным индийским акцентом:
– А что говорить… Я сегодня с агой пришел беседовать…
Дядюшка Наполеон судорожно вцепился в ручки кресла. Его трясло, он страшно побледнел, откинулся назад и, теряя сознание, повторял побелевшими губами:
– Измена… измена… брат мой… Люсьен Бонапарт…
– Ага, ага, что с вами? – воскликнул отец.
– Измена… измена… мой зять… маршал Марат…
– Моменто, моменто, при чем тут измена? Послушайте…
– Молчи! Маршал Мармон!
Маш-Касем хотел ввязаться, но Асадолла-мирза прикрикнул на него:
– А уж ты-то, генерал Груши, помалкивай, твоя биография самая подозрительная.
Вдруг дядюшка громовым голосом воскликнул:
– Измена… Пури! Ширали! В атаку!
Этот боевой клич довершил общее смятение. Индийца, хоть истинный смысл дядюшкиного приказа явно ускользнул от него, грозный приказ обескуражил и обеспокоил, он пытался знаками привлечь к себе внимание Асадолла-мирзы и отца. Я, полагая, что больше нет необходимости прятаться, решил тоже пробраться в гостиную и, стоя в дверях, услышал, как Асадолла-мирза тихонько сказал ефрейтору:
– Сардар, давай сматываться. Обстановка очень накаляется, – и потащил его к двери. В. коридоре он столкнулся с Ширали, который взбежал по лестнице:
– Подождите, ваше благородие, сейчас я с ним разделаюсь, – пробормотал мясник, замахиваясь бараньей ногой, которую держал на манер палицы. Ширали, после того как год назад побывал с паломниками в Мешхеде, Мешхед – иранский город, где похоронен имам Реза, один из почитаемых шиитских святых; место паломничества.

дал обет, что больше ни на кого не поднимет секач.
Асадолла-мирза, удерживая его, тихим голосом приговаривал:
– Моменто, Ширали, ты спятил, что ли… Гость – любимец божий!
– Вот, ей-богу, ага велели, как только они крикнут, чтоб я бежал с ихними недругами рассчитаться.
– Ширали, приди в себя… Этот сардар – друг аги.
Сильно побледневший индиец, который, обращаясь к Ширали, вынужден был высоко задрать голову, испуганно повторил:
– Клянусь, я не имею никакой вражды… Ага – мой любимый друг… Ага – кумир моего сердца…
Ширали посторонился, пропуская его. В этот момент сзади нас показался Пури, который, по-моему от волнения, бегал по нужде и сейчас вылез из туалета.
– Подождите, дядя Асадолла, это ведь мой долг с индийцем рассчитаться, – заверещал он.
– Кончай крик! – замахнулся на него Асадолла-мирза. – Тоже мне еще генерал Роммель нашелся! – И поскольку Пури не оставлял своих намерений, он повернулся к Ширали: – Ширали, попридержи-ка этого паренька, кока я не вернусь.
Мясник схватил тощего, длинного Пури в охапку, а Асадолла-мирза с ефрейтором, перепрыгивая через две ступеньки, побежали вниз. Асадолла-мирза при этом звонко хлопал в ладоши и в такт каждому хлопку громко ругался: «Ты что придумал, подлец, негодяй, висельник!.. Уж я тебе теперь покажу! Своих не узнаешь!»
Когда он выпроводил индийца и вернулся, то в два счета вправил мозги Пури, который все так же барахтался в руках Ширали:
– Олух, если бы ты на этого индийца руку поднял, тебе бы в английском лагере живо свинца вкатили в пустую твою башку!
– Дядя Асадолла, я же не всерьез хотел… Я только чтобы дядюшка слышал… Вы теперь сами дядюшке скажите.
– Скажу, скажу. Ладно уж, Ширали, отпусти его. И сам спускайся во двор.
Следуя по пятам за Асадолла-мирзой, я вошел в гостиную. Отец и дядя Полковник с помощью Маш-Касема кое-как приподняли дядюшку и, поддерживая его со всех сторон, по глотку поили его коньяком. Практикан Гиясабади и Дустали-хан с изумлением взирали на них.
Услышав голос Асадолла-мирзы, дядюшка приоткрыл глаза:
– Ну как, Асадолла? Что там?
– Без задних ног бежал… Позорное отступление. Поносил я его – на чем свет стоит! В пух и прах разнес!
Тут дядюшка, кажется, опять вспомнил о предательстве своих близких, глаза его снова выкатились из орбит, губы задрожали, и он из последних сил крикнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158