В один из таких сентябрьских дней я оставил госпиталь. Из госпиталя удалось выскользнуть в очередную расчистку. Хотя раны еще ныли, но на обходе я: бодро ответил главврачу, не очень вникавшему в опрос и осмотр, что чувствую себя хорошо и готов вернуться в строй. В госпитале мне выдали новенькую армейскую одежду, чуть ли не на весь вещевой аттестат: гимнастерку, брюки, пилотку, ватную тужурку цвета хаки И кирзовые сапоги. Вдобавок еще сухой паек. Только вот погон не оказалось. Вместо этого в предписании указывалось, что старший лейтенант Пальмов после ранения прошел курс лечения в госпитале таком-то и направляется в отдел кадров фронта.
Моим попутчиком на запад был ротный из морской пехоты, с которым мы сдружились в госпитале. На окраине Сталине мы ждали попутную машину и видели, как в город возвращались беженцы, в основном женщины и дети.
– Ох, и нелегкая им выпала доля, – вздохнул старший лейтенант, наблюдая, как старик с дочерью или невесткой толкали разбитую тележку с узлами. На них сидел худой мальчик, с удивлением рассматривая военных в незнакомой ему форме. До слуха донеслось:
– Деда, а немцы насовсем убежали?
– Совсем, совсем… Красная Армия их прогнала.
Ехали мы с морским пехотинцем на попутных машинах, в товарняке, шли пешком. Разного наслушались и навиделись, душа была полна рассказами о тяжелом времени фашистской оккупации. Видели свежие могилы расстрелянных и повешенных советских людей, вывески с немецким названием улиц. Жутко становилось от мысли, что враг еще топчет значительную часть родной земли. Хотелось поскорее в бой… Отдел кадров фронта разыскали в одном из сел где-то под Гуляйполем. Не случайно это местечко носит такое необычное название. Поля здесь от горизонта до горизонта, всюду степь да степь с небольшими балочками, с редкими курганами. Действительно, есть где разгуляться! А какие села! На моей псковской земле деревеньки малые, сам я жил в такой. Здесь же одно село тянется на несколько километров. Эти места пощадила война, противник отсюда бежал, не успев сотворить расправу.
Вот и пришло время расставаться с моим товарищем морским пехотинцем. Пожали друг другу руки, обнялись. Старшего лейтенанта ждали окопы и траншеи, атаки под встречным свинцом. Меня – небо. Я очень боялся, что фронтовой отдел кадров направит меня в первую попавшуюся часть. И поэтому был приятно обрадован готовностью кадровиков направить в штаб 8-й воздушной армии. А здесь тоже вышло все хорошо: сразу передали через корпус в дивизию. Ну, а там свои! Моя госпитальная экипировка – без погон и знаков различия – не внушала доверия. В этом я убедился во время тщательной проверки документов в штабе дивизии.
Выручил проходивший мимо старший лейтенант. Услышав мою фамилию, остановился, начал засыпать вопросами:
– Пальмов, говоришь? Постой, постой! Старший лейтенант? Это тебя подбили, когда атаковали танки дивизии СС «Мертвая голова»? Под Саур-Могилой. Ты из госпиталя? Дай-ка я на тебя посмотрю…
Я едва успевал отвечать. Поражала осведомленность собеседника о моей судьбе. Но я видел старшего лейтенанта впервые. Осторожно спросил о его должности.
– Начальник воздушной разведки дивизии старший лейтенант Попп, – ответил офицер, насколько можно протяжно выговаривая две последние буквы. – Валентин Александрович.
Наш полк в этой дивизии был недавно. Меня могли многие и не знать. Но приятно, что помнят и даже ждут. Отвечая Валентину Александровичу, я сказал, что о «Мертвой голове» слышу впервые, что когда атаковал, не знал, какая «голова», но мертвых там осталось немало. Старший лейтенант подхватил меня под руку:
– Пошли к командиру дивизии.
Полковник Чумаченко обрадовался моему возвращению. Не дослушав доклада о прибытии, заговорил:
– Пальмов? Как же, помню! Это же ты водил группу добровольцев штурмовать высоту? Давай сначала в столовую завтракать, а потом ко мне!
Во время завтрака я коротко рассказал Поппу, как добирался. Подосадовал, что последние десять километров не было ни одной попутной машины. Валентин Александрович спросил:
– Ты шел от Новополтавки? Так там же ваш полк!
Вот он, закон зловредности! До Новополтавки я ехал на бензозаправщике. Перед селом шофер показал дорогу в дивизию, а на вопрос, не знает ли, где 806-й полк, подумал, потом ответил: «Не знаю». Наверное, тоже показалась подозрительной моя госпитальная экипировка. Командира дивизии мы застали около радиостанции с микрофоном в руке. Над нами в хорошем строю курсом на запад пронеслись две восьмерки штурмовиков. Старший лейтенант Попп тут же комментировал: «Пошли на Мелитополь». С радостным возбуждением проводил я взглядом летящих. Вот, она, родная стихия! Я уже знал: бой идет на сильно укрепленной линии вражеской обороны по реке Молочной. Мои мысли прервал полковник Чумаченко.
– Подкрепились? Как здоровье? Как себя чувствуете?
Я ожидал расспросов о том злополучном бое, приведшем меня в госпиталь. Но командир дивизии вдруг сообщил:
– Знаете, я вас не отпущу в полк. Мне требуется начальник воздушно-стрелковой службы. Отдохните, а после обеда встретимся, – и Чумаченко снова взялся за микрофон.
Я был в нерешительности, надо бы с кем-то посоветоваться. Меня тянуло в полк, а тут неожиданное предложение, причем чуть ли не в форме приказа. С Валентином Александровичем вошли в комнату разведотдела. Всюду карты, карты. Давно не видел их. На фронте летчик не расставался с картой от зари до зари. Не зря в ходу был анекдот: идут летчики с аэродрома по селу в унтах, планшеты через плечо. И вдруг слышат, как мальчуган говорит матери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85