Обычно речь шла о поведении в бою летчиков и воздушных стрелков, о тактике боев, использовании опыта сражений в небе Калмыкии и Кубани, о подготовке в кратчайший срок самолетов к боевым вылетам. Прибывшая в полк весной летная молодежь получила хорошую обкатку и сейчас горела желанием скорее идти в бой. Нет-нет да и прорвется петушиное нетерпение у парня:
– Товарищ командир, долго мы будем загорать?
Вот те на! Только из боев, и уже вынужденный перерыв надоел.
– Командованию лучше нас известны планы, – отвечаю уклончиво.
А к концу дня подходит младший лейтенант Игнатенко, обращается строго по уставу. В левой руке лист бумаги. Может, тревожное письмо из дому? Оказывается, рапорт: «Прошу перевести меня в наземные войска, где я смогу ежедневно участвовать в боях, чем принесу больше пользы…»
– Это серьезно? – спрашиваю летчика.
– Так точно! – решительно отвечает Игнатенко. И предупреждает:
– В случае вашего отказа, товарищ старший лейтенант, буду обращаться к командиру полка.
Нет, это не бравада, не игра в «боевой дух». Горячее дыхание Курской битвы прокатилось по всем фронтам. Вот и рвутся летчики туда, где идет самое крупное сражение. Как объяснить Смирнову, Игнатенко и другим летчикам, что сейчас важен каждый участок большого фронта! В любой момент может поступить сигнал для боя и на нашем Миус-фронте.
Посоветовавшись с замполитом полка Поваляевым, порторгом, мы решили поговорить с летчиками, что называется, по душам. Напомнили приказ Верховного Главнокомандующего о переводе авиационных специалистов из наземных войск в авиацию, о том, что летчик, конечно, может воевать и в пехоте, но пользы он больше принесет на своем «летающем танке».
Подобные доводы и убеждения иному читателю могут показаться наивными, элементарными. Разве, мол, летчик не понимал, что его все равно не отпустят в окопы. Штурмовика подготовить труднее, чем автоматчика. Понимал, конечно. Но надо понять и то время, когда шел святой и правый бой не ради славы, а ради жизни на земле. У многих летчиков и техников родные края были оккупированы врагом, погибли родные и близкие. Боль и гнев пылали в их душах. Вот и рвались поскорее в бой, чтобы сполна отплатить врагу за причиненные им беды.
После беседы Александр Игнатенко забрал свой рапорт. Удалось его убедить, что близится и наш час «Ч» – так называли на фронте момент начала наступления наземных войск. Авиация обычно начинала боевую работу незадолго до «Ч». Мы были уверены – в высших штабах уже определено это время. И не ошиблись. Буквально на второй день после беседы с молодыми летчиками аэродром пришел в движение. На Миус-фронте началось наступление. Наш полк, группа за группой, наносил удары по переднему краю противника. Возвращаясь с задания, летчики докладывали о продвижении наших войск, тут же получали новые боевые задачи – и снова в бой. Радиостанция наведения сообщала воздушную и наземную обстановку. В наушниках слышалось: «„Горбатые“, бейте по третьей траншее, в первой уже наши!»; «Будьте внимательны! С запада идут „мессы!“; „Маленькие“, „маленькие“, прикройте „горбатых“!» Толя Баранский дает красную ракету – сигнал всей группе: в воздухе истребители противника. После вывода из первой атаки спешу прикрыть замыкающего Василия Свалова, который уже набирает высоту. При пикировании на прямой в этом месте образовался большой разрыв между самолетами, и «мессеры» могут этим воспользоваться. Быстрее в круг, надежнее прикрыть друг друга! После энергичного разворота стремительна сокращается инстанция. Но не успеваю зайти в «хвост» Свалову, как навстречу устремляется истребитель. «Яки» прикрывают нас с обратным «кругом». От напряжения и неожиданности невольно вздрагиваю: заговорил пулемет Баранского.
– В чем дело, Толя?
– Пара «мессеров» атаковала Игнатенко на выводе из пикирования. Далековато, не попал, но атаку сорвал.
– Молодец! Где Игнатенко?
– Идет за нами, дистанция – 800. «Мессеров» связали «яки».
– Будь внимателен: под шумок враг может свалиться на голову.
Мой Толя – уже опытный стрелок, и мы хорошо понимаем друг друга. Впереди меня Ил-2 делает доворот перед пикированием. И сразу же выскользнули у земли, как два пятнистых ужа, два «мессершмитта». Ясно – будут атаковать снизу на выводе из пикирования. Передаю по радио: «Внизу, правее цели, два „месса“! Атакую!». Делаю доворот вправо, пикирую. Но не хватает угла пикирования, и противник уходит под меня. Даю заградительную очередь из двух пушек. И в то же время испытываю томительное ожидание удара снизу. Ведь подо мной враг, я чувствую его. Нужно быстрее прикрыться землей. Работаю рулями и вывожу штурмовик из пикирования у самой земли. Затем, пристроившись в хвост к замыкающему, смотрю вниз и по сторонам. «Мессеров» нигде нет. В наушниках слышен голос Мартынова, пришедшего со своей группой на смену моей. Командую:
– Последний заход! «Маленькие», прикройте сбор!
Ведущий истребителей лаконично отвечает:
– Понял, вижу, прикрою!
– Толя, дай белую ракету. Где «мессеры»?
– Даю! Ушли.
– Смотри в оба!
– Смотрю!
Последний заход на цель, и самолеты собираются на «змейке». Ведомые, как цыплята к наседке, спешат к ведущему, стараясь погасить скорость, чтобы не проскочить. Проверяю, вся ли группа в сборе.
– Толя, проверь, все?
– Все, товарищ командир! – бодро отвечает стрелок.
На душе радостно. Поработали на славу, все целы и невредимы. Снижаю группу до бреющего, и берем курс на восток. Сброшены бомбы, выпущены снаряды, израсходовано больше половины горючего. Самолет легок и чутко слушается рулей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85