Правда, несколько смущали наши взаимоотношения. Однако на войне главное – боевое задание. И я поспешно ответил:
– Понял. Нам бы только поточнее выйти на цель.
Полет проходил по намеченному маршруту, спокойно. В условленном месте мы увидели белое полотнище – разрешение следовать на цель. Теперь самое трудное – обнаружить высоту. Но что это? Ведущий делает разворот влево, машет с крыла на крыло и уступает дорогу. Что случилось? Однако раздумывать некогда. Как назло, облачность становится ниже, прямо над нами свисают рваные лохмотья облаков. Высота полета – 400 метров, навстречу мчится голая осенняя степь. Где же злополучная высотка? За спиной ощущаю мощь всей группы «илов». В каждом из них летчик ждет моей команды, следит за моим самолетом. Доворот влево. Ага, вот она! Зенитки открывают заградительный огонь, маневрировать некогда, глаза ищут цель. Снимаю оружие с предохранителя, включаю сбрасыватели бомб и эрэсов. На пологом пикировании веду огонь реактивными снарядами, сбрасываю бомбы. Всматриваться в разрывы некогда, почти рядом земля, мой маневр повторяют остальные штурмовики. Не задеть бы нашу пехоту, которая окружила высоту и ждет команды на атаку. Развернувшись, делаем повторный заход, ныряем прямо из-под облаков. Видно, как вздыбилась высота, как бомбы и снаряды разворотили траншеи, обнажили бревна блиндажей. Хорошо! Теперь еще раз пройтись эрэсами, ударить из пушек. Справа, слева и впереди мелькают красные шары зенитных снарядов «эрликонов». Голова крутится, как на шарнирах. Никакому прибору не учесть все те мгновенные действия, которые производит летчик над полем боя! Он обязан видеть все: и цель, и землю, и товарищей, да вдобавок следить за воздухом, чтобы своевременно обнаружить истребители противника. На выходе из атаки услышал звонкий удар по мотору. Что это, снаряд? Как броня? Выдержала? Бросаю взгляд на приборную доску. Вода, масло, топливо в норме. Еще заход, еще стремительная атака. Вот теперь, матушка-пехота, бери высоту! Авиация на совесть сделала свое дело. От цели ухожу на бреющем. Делаю «змейку», чтобы догнали ведомые. Летчики пристраиваются один за другим. Не считая, вижу – все в строю. Охватывает чувство радости и облегчения: выполнено трудное самостоятельное задание! Но тут же одергиваю себя: подожди радоваться! Вот когда сядем на своем аэродроме, тогда дашь волю чувствам. Глаза все чаще скользят по приборам: давление масла немного меньше нормы, температура воды 110o. Многовато для осенней поры. Открываю заслонки радиаторов, уменьшаю наддув. Только сейчас заметил в правом крыле пробоину с кулак. Значит, угодили не только по мотору. Быстрее бы добраться до аэродрома, сбросить запотевший шлем, снять парашют, расправить ноги и плечи. Надо обсудить с Сатаевым некоторые вопросы жизни эскадрильи.
Знаю – не без участия комиссара предложена моя кандидатура на должность командира. О ведущем и его «маневре» перед выходом на цель говорить не буду. Может, сам объяснит свое поведение? Главное – экзамен сдан. Интересно, будет ли встречать смуглянка Шура Желтова, наш боевой водитель полуторки? Когда в полет провожала, ребята зубы скалили: «Вася, а Шура-то в тебя влюбилась! А ты вроде и не замечаешь». Нет, все вижу и замечаю, но теперь я – командир эскадрильи, у всех на виду. Что-то «сухо» работает мотор. Из патрубков вырывается красное пламя. Давление масла упало до одной атмосферы, его температура – 115o, воды – 120o. Это – предел! Мотор начинает работать с перебоями, не тянет. Тревожно смотрю на землю, есть ли возможность сесть. Рядом с дорогой вижу ровную площадку. Медлить нельзя, мотор вот-вот совсем заглохнет. Выпускаю шасси, иду с выключенным мотором на снижение. Всем телом чувствую землю, каждую секунду жду неприятности на пробеге: ямы, окопы, воронки. Но все обошлось, самолет остановился. Ведомые делают надо мной круг, машу им планшетом из кабины: все в порядке! Какая удивительная тишина! Степной ветерок врывается в горячую кабину и немного охлаждает разгоряченное лицо. Первым делом надо осмотреть машину. В броне капота нахожу дыру, очевидно, пробитую большим осколком разорвавшегося рядом снаряда. Пробиты масляные и водяные трубопроводы. На плоскостях, кроме пробоин, несколько вмятин и зазубрин. Да, досталось тебе, «семерочка»! Но спасибо, вынесла с поля боя! Снимаю радиопередатчик (у летчиков по-прежнему нет шлемофонов, и мы не можем воспользоваться радиосвязью), парашют, бортпаек. Жду. Знаю, в полку уже принимают меры для моего спасения. Пока в небе тихо. Но вот ухо уловило стрекот По-2. Так и есть – у самой земли жмет на всех газах «кукурузник». Но почему он идет с запада? Заметив меня, летчик делает круг и садится. В передней кабине нашего полкового По-2 вижу моего сокурсника по училищу Павла Пяташова. В задней кабине незнакомый командир. Пяташов, не выключая мотора, кричит:
– Давай быстрей в кабину!
Показываю на «ил»: а с ним как?
– Не знаю, – пожимает плечами Павел. – Лечу с задания, приказали подобрать тебя.
Быстро наступала темнота. Жаль было оставлять в степи боевого друга с красной семеркой на борту. Он еще должен послужить нашему общему делу. Но выхода не было. Да и недолго он здесь будет. Завтра приедут специалисты и введут его в строй.

ДРУЗЬЯ УХОДЯТ В БЕССМЕРТИЕ

Как-то с очередного задания не возвратились летчики Сергей Вшивцев и Григорий Панкратов. Из прибывших никто толком не мог доложить, что случилось с «илами». В районе цели свирепствовали зенитки врага, но падавших самолетов никто не видел. Истребителей противника там не было. Оставалось предположить, что летчики оторвались от группы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85