Что-то произнес, что-то сделал, что-нибудь съел, выпил, проглотил – и, пожалуйста: интуитивная мудрость. Мистика! Не желаю принимать такое решение. Я еще не свихнулся.
– Свихнулся, свихнулся, Пхунг! – строгий голос Саранга. – Может, тебя полечить от безумия?
Все свои биоритмы я поломал. Мозг мой был постоянно возбужден, поэтому и сон пропал… Я мучился над проблемой. И это было трудно назвать радостным предчувствием открытия или вдохновенной ездой в незнаемое. Я уже доподлинно знал: инсайт, озарение через бессамость – это животное состояние, способность животных, сохраненная людьми. А даньчжинские мудрости постоянно мне диктуют, что инсайт так могуч и непостижим, что способен на все, все, все.
Я прошел по дороге, указанной даньчжинами, и уперся в стену с маленькой волшебной дверцей – Мантрой Запредельной Мудрости. Но я уже подозревал, что это ловушка для таких, как я. Можно жизнь положить на добывание Мантры – откроешь дверцу, а там лишь кучка листьев, превратившихся в труху.
Выходит, я должен идти не через бессамость, а, наоборот, через возбуждение самости – нравственной и творческой сути. Грубо говоря, не через правое полушарие головного мозга, а через левое.
С Чжангом тоже что-то происходило – поскучнел, замкнулся. Однажды, решившись, спросил жалким прерывистым шепотом:
– Пхунг… как ты думаешь… пустил бы нас Небесный Учитель в свою общину?
Я посмотрел в его слезившиеся нездоровые глаза.
– Ты сам уже понял, Чжанг. Верно? Ни за что бы не пустил.
– Значит… все было зря? – Он окинул долгим взглядом туго набитые стеллажи, уходящие во тьму. – Как же теперь?
Нижняя губа его задрожала.
Да, здесь все было пропитано запахом рабства, несмотря на то, что его «навсегда и окончательно» отменили в прошлом году. Корни его – в даньчжинской истории, ясное дело. Но что именно там происходило, как закладывался идиотизм XX века (видеть в рабе идеал), попробуй теперь выяснить.
Голову можно сломать от нагромождений и переплетений цветистых мыслей древних книжников. Арабесковая пестрота – старинный способ камуфляжа и замены сути. Что даньчжины камуфлировали? Национальные неприятности?
Раб… Подневольное несчастное существо, предельная жертва насилия (за этим пределом – только смерть). Ненавидеть его? Впрочем, религии всегда обожали его и до сих пор обожают. У Омара Хайяма: «Заполняют мечети и церкви рабы»… В дословном переводе «ислам» – «покорность». А у христиан? «Блаженны терпеливые». «Если ударят по щеке, подставь другую». «Пока не станете как дети, – сказал Иисус Христос, – не попадете в царство бо-жие».
У многих народов слово «раб» входит в ритуалы, в имена и фамилии как индекс «хорошего качества». Многие историки говорят о рабах как источнике бунтов, социальных и нравственных движений.
А вот Небесный Учитель – упрямо стоит на своем. Как уничижительны его притчи о рабах! К примеру, посватался разбогатевший раб (оказывается, были и такие) к хорошей добродетельной девушке. Поженились. Увидев, как муж с жадностью поедает пищу (даже горячую!), жена спросила: отчего такая спешка? Муж загадочно помалкивал, но как-то сообщил: его деды и прадеды всегда быстро ели, вот и он, подражая им, торопится… И даньчжинский бог комментирует байку: разбогатевшие рабы не отличают добро от зла, они совершают дурные поступки и не испытывают при этом стыда. Они уверены, что так и надо жить, потому что так жили их предки. И ведут себя подобным образом до самой смерти, не в силах от этого отказаться…
У Ибн-Туфейля костяк «черни» составляют не бедняки, а те, кто стяжают богатства и добиваются высоких должностей, используя даже религию в корыстных целях.
Аристотель отличал активный интеллект от пассивного, который может «всем стать». Под принуждением, конечно, стать – так как пассивный.
Ибн-Рушд писал, что «сказки» Корана воспитывают в людях лжедобродетель, поскольку человек все делает исключительно в надежде, что в раю ему сторицей возместят ущерб, понесенный в жизни. Да и набор благ в раю показательный – яства, напитки, гурии…
Классические цитаты из Монтеня, выбитые на фронтоне Международного Центра НМ: «Кто рабски следует за другими, тот ничему не следует. Он ничего не находит, да и не ищет ничего…» «Тому, кто не постиг науки добра, всякая другая наука приносит лишь вред»… А в школьные времена мы, ученики, выкрикивали хором, бунтуя против фарисеев-педагогов: «Душа ублюдочная и низменная не может возвыситься до философии!» Это тоже – Мишель Монтень. И в тон ему Вольтер: «Всюду слабые ненавидят сильных и в то же время пресмыкаются перед ними… Человеческое общество, коим правит произвол, похоже совершенно на стадо подъяремных волов, работающих на хозяина». Он вложил в уста литературному Магомету поразительные слова: «Я царствовать над миром должен, если о человеке вспомнят, мне конец».
И еще Кондильяк, Толстой, Достоевский… Великие люди, как сговорившись, толковали об одном и том же. Не жалость к несчастным рабам, не восхищение их созидательной мощью, а презрение и уничтожение рабского духа в веках, полное неприятие его без любых компромиссов. Они точно познали, осмыслили, превратили в свое убеждение: раб революций не совершает, он превращает все в абсурд. Истинный раб – главное зло на Земле, останавливающее мысль и прогресс.
Великим людям было важно осмыслить феномен рабов и толпы. Должно быть, всегда и везде это является порогом нравственного знания, за которым и начинается настоящий путь, для каждого свой. Не одолеешь порога – не будет ошеломляющих открытий, не будет гения…
И снова Хайям:
«Если сам ты не раб и рабов не имеешь,
Ты счастливец, каких и не видывал свет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87