Бытие и небытие суть одно и то же; следовательно, одно и то же, существую
ли я или не существую, существует ли или не существует этот дом, обладаю ли
я или не обладаю ста талерами. Это умозаключение или применение указанного
положения совершенно меняет его смысл. В указанном положении говорится о
чистых абстракциях бытия и ничто; применение же делает из них определенное
бытие и определенное ничто. Но об определенном бытии, как уже сказано, здесь
речь не идет. Определенное, конечное бытие - это такое бытие, которое
соотносится с другим бытием: оно содержание, находящееся в отношении
необходимости с другим содержанием, со всем миром. Имея в виду
взаимоопределяющую связь целого, метафизика могла выставить - в сущности
говоря, тавтологическое - утверждение, что если бы была уничтожена одна
пылинка, то обрушилась бы вся Вселенная. В примерах, приводимых против
рассматриваемого нами положения, представляется небезразличным, существует
ли нечто или его нет, не из-за бытия или небытия, а из-за его содержания,
связывающего его с другим содержанием. Когда предполагается некое
определенное содержание, какое-то определенное наличное бытие, то это
наличное бытие, потому что оно определенное, находится в многообразном
соотношении с другим содержанием. Для него небезразлично, имеется ли другое
содержание, с которым оно соотносится, или его нет, ибо только через такое
соотношение оно по своему существу есть то, что оно есть. То же самое имеет
место и в представлении (поскольку мы берем небытие в более определенном
смысле - как представление в противоположность действительности), в связи с
которым небезразлично, имеется ли бытие или отсутствие содержания, которое
как определенное представляется соотнесенным с другим содержанием.
Это соображение касается того, что составляет один из главных моментов в
кантовской критике онтологического доказательства бытия Бога, которую,
однако, мы здесь рассматриваем лишь в отношении встречающегося в ней
различения между бытием и ничто вообще и между определенными бытием или
небытием. - Как известно, это так называемое доказательство заранее
предполагает понятие существа, которому присущи все реальности и,
следовательно, также существование, каковое также было принято за одну из
реальностей. Кантова критика напирает, главным образом, на то, что
существование или бытие (которые здесь считаются равнозначными) не есть
свойство или реальный предикат, т. е. не есть понятие чего-то такого, что
можно прибавить к понятию какой-нибудь вещи. - Кант хочет этим сказать, что
бытие не есть определение содержания. - Стало быть, продолжает он,
действительное не содержит в себе чего-либо большего, чем возможное; сто
действительных талеров не содержат в себе ни на йоту больше, чем сто
возможных талеров, а именно первые не имеют другого определения содержания,
чем последние. Для этого, рассматриваемого как изолированное, содержания в
самом деле безразлично, быть или не быть; в нем нет никакого различия бытия
или небытия, это различие вообще не затрагивает его: сто талеров не
сделаются меньше, если их нет, и больше, если они есть. Различие должно
прийти откуда-то извне. - "Но, - напоминает Кант, - мое имущество больше при
наличии ста действительных талеров, чем при одном лишь понятии их (т. е.
возможности их). В самом деле, в случае действительности предмет не только
аналитически содержится в моем понятии, но и прибавляется синтетически к
моему понятию (которое служит определением моего состояния), нисколько не
увеличивая эти мыслимые сто талеров этим бытием вне моего понятия".
Здесь предполагаются - если сохранить выражения Канта, не свободные от
запутывающей тяжеловесности, - двоякого рода состояния: одно, которое Кант
называет понятием и под которым следует понимать представление, и другое -
состояние имущества. Для одного, как и для другого, - для имущества, как и
для представления, сто талеров суть определение содержания, или, как
выражается Кант, "они прибавляются к нему синтетически". Я как обладатель
ста талеров или как необладатель их или же я как представляющий себе сто
талеров или не представляющий себе их - это, конечно, разное содержание.
Выразим это в более общем виде: абстракции бытия и ничто перестают быть
абстракциями, когда они получают определенное содержание; в этом случае
бытие есть реальность, определенное бытие ста этих талеров, ничто есть
отрицание, определенное небытие этих талеров. Само же это определение
содержания, сто талеров, рассматриваемое также абстрактно, само по себе,
остается без изменений, одним и тем же и в том, и в другом случае. Но когда,
далее, бытие берется как имущественное состояние, сто талеров вступают в
связь с некоторым состоянием, и для последнего такого рода определенность,
которую они составляют, не безразлична; их бытие или небытие есть лишь
изменение; они перенесены в сферу наличного бытия. Поэтому, если против
единства бытия и ничто возражают, что, мол, не безразлично, имеется ли то-то
(100 талеров) или не имеется, то заблуждаются, относя различие между моим
обладанием и необладанием ста талерами только за счет бытия или небытия. Это
заблуждение, как мы показали, основано на односторонней абстракции,
опускающей определенное наличное бытие, которое имеется в такого рода
примерах, и удерживающей лишь бытие и небытие, так же как и, наоборот,
превращающей абстрактное бытие и [абстрактное] ничто, которое должно
постигнуть, в определенное бытие и ничто, в наличное бытие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55