Само по себе творчество Дерриды в известной степени можно было бы назвать
обширным, нескончаемым комментарием к чужим мыслям и к самому себе, в результате
чего его собственная мысль все время "ускользает" от четких дефиниций и
однозначных определений. Это не означает, естественно, что Дерриде совсем чужды
ясность и определенность позиций или, скажем, последовательность в отстаивании
позиций и убедительность доказательств. На свой лад он весьма последователен, а
что касается логического аппарата аргументации, то им он владеет в совершенстве
и нередко не без изящества.
Конечно, можно, и не без веских оснований, предположить, что подобный стиль
отражает глубинные мировоззренческие колебания самого ученого, аморфность и
непоследовательность его философской позиции и тому подобное. Однако это будет
всего лишь часть истины и далеко не самая основная. Деррида
12 ГЛАВА 1 /Деррида и философская традиция /
не совсем укладывается в традиционные представления о философии и философах, но
в этом он далеко не одинок и является продолжателем довольно почтенной традиции,
хотя, быть может, и выделяется своей подчеркнутой экстравагантностью. Кстати
сказать, четче всего эту традицию сформулировал еще Хайдеггер, охарактеризовав
ее как "поэтическое мышление".


Деррида и философская традиция
В самой манере доказательств Деррида много позаимствовал у англо-американской
лингвистической философии, "семантического анализа", одним словом, у тех течений
философской мысли, которые ведут свое происхождение, условно говоря, от Бертрана
Рассела и Людвига Витгенштейна, лингвистических теорий речевых актов,
опосредованных критической рецепцией феноменологии Гуссерля и Хайдеггера.
Не заходя слишком далеко в философскую проблематику, отметим в предыстории
данного вопроса лишь то, что даст возможность несколько прояснить истоки общей
позиции Дерриды и ее специфичность. Американский философ Джон Капуто подверг
детальному анализу глубинную взаимосвязь тех направлений современной
теоретической мысли Запада, которые предоставляют Гуссерль, Хайдеггер и Деррида,
в книге "Радикальная герменевтика: Повтор, деконструкция и герменевтический
проект" (1987) (118). При этом Капуто ссылается на авторитет работ Родольфа Гаше
"Зеркальная амальгама" (1985) (211) и Джона Ллевелина "Деррида на пороге смысла"
(1986) (298), довольно отчетливо обрисовывающих преемственность
феноменологической традиции, проявляющейся в концепциях Дерриды.
Для Капуто не подлежит сомнению, и он попытался это доказать, что несмотря на
все критические замечания Дерриды в адрес Гуссерля и Хайдеггера, французский
ученый по сути дела является продолжателем их "герменевтического проекта".
Как подчеркивает Капуто, Деррида "отрицает не интенциональность, референцию или
самосознание, но только метафизическое представление, что существует какого-либо
рода непосредственный контакт Я с самим собой или с другим Я, или с его
объектами взаимодействия вне царства знаков" (11З, с. 306).
Генетическая связь Дерриды с феноменологией несомненна, однако также несомненно
и то, что его собственная позиция определялась прежде всего радикальной критикой
всех основ
ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ /Аргументативная логомахия и игровое отношение к слову/ 13
феноменологии, критикой, рассматриваемой им как составная часть общей "критики
метафизики", являющейся главной целью, смысловым ядром его негативной доктрины.
Говоря об истоках своей позиции, Деррида всегда определенно ссылается на
традицию, ведущую свое происхождение от Ницше, Фрейда и Хайдеггера, хотя и
критикует их концепции как явно недостаточные для окончательной деконструкции
метафизики: "я, возможно, привел бы в качестве примера ницшеанскую критику
метафизики, критику понятий бытия и знака (знака без наличествующей истины);
фрейдовскую критику самоналичия, т.е. критику самосознания, субъекта,
самотождественности и самообладания; хайдеггеровскую деструкцию метафизики,
онто-теологии, определения бытия как наличия" (154, с.326).


Аргументативная логомахия и игровое отношение к слову
Несомненно, что Хайдеггер сыграл существенную роль в развитии у Дерриды
неутолимого пристрастия к "узкой логомахии" -- игре слов, если повторить упрек,
который Чаадаев предъявил Гегелю. (Разумеется, то, что делал Гегель в этой
области, не идет ни в какое сравнение с абсолютным беспределом Хайдеггера.)
Деррида более точен и корректен в своих манипуляциях со словом и более осторожен
в наделении и придании нового смысла традиционным терминам по сравнению со своим
учителем в этой области -- Хайдеггером, хотя, быть может, столь же, если не
более, отчаян в игре со смыслами. Насколько к этим процедурам применимы понятня
"научной точности", если вообще о таковой в данном случае может идти речь, --
вопрос, мягко говоря, деликатный: здравый смысл и "позитивистская
логицистичность" отнюдь не были в чести философов, исходивших из принципа
вольной", "поэтической интерпретации", не отягощенной ложной моралью
неприемлемого для них духа "бескрылой" позитивистской научности. Поэтому все
упреки ученых "старой формации", с негодующим возмущением потрясающих
этимологическими словарями, не производят особого впечатления на теоретиков,
прочно стоящих на позициях интутивно-поэтического мышления. И их вряд ли могут
убедить тщетные, с их точки зрения, попытки рациональной верификации
иррациональных по самой своей сути "актов интуивного усмотрения", как назвал их
С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107