"ТЕКСТ - УДОВОЛЬСТВИЕ\ТЕКСТ - НАСЛАЖДЕНИЕ"
Именно благодаря этим
работам постструктуралист-
ская терминология обогати-
лась еще одной парой весьма
популярных понятий: "текст-
удовольствие /текст-наслаж-
дение". Хотя здесь я их графически представил в виде двух-
членной оппозиции, это не более чем условность, отдающая
дань структуралистскому способу презентации, ибо фактически
они во многом перекрывают Друг друга, вернее, неотделимы
друг от друга как два вечных спутника читателя, в чем Барт
сам признается со столь типичной для него обескураживающей
откровенностью: "в любом случае тут всегда останется место для
неопределенности" (цит. по переводу Г. Косикова, 10, с. 464).
Тем не менее, в традиции французского литературоведческого
постструктурализма между ними довольно четко установилась
грань, осмысляемая как противопоставление lisible/illisible, т. е.
противопоставление традиционной, классической и авангардной,
модернистской литератур (у Барта эта оппозиция чаще встреча-
лась в формуле lisible/scriptible), которому Барт придал эроти-
ческие обертоны, типичные для его позднем манеры: "Текст-
удовольствие -- это текст, приносящий удовлетворение, запол-
няющий нас без остатка, вызывающий эйфорию; он идет от
культуры, не порывает с нею и связан с практикой комфорта-
бельного чтения. Текст-наслаждение -- это текст, вызывающий
чувство потерянности, дискомфорта (порой доходящее до тоск-
ливости); он расшатывает исторические, культурные, психологи-
ческие устои читателя, его привычные вкусы, ценности, воспо-
175
минания, вызывает кризис в его отношениях с языком" (там же,
с. 471).
В конечном счете речь идет о двух способах чтения: пер-
вый из них напрямик ведет "через кульминационные моменты
интриги; этот способ учитывает лишь протяженность текста и не
обращает никакого внимания на функционирование самого язы-
ка" (там же, с. 469-470; в качестве примера приводится твор-
чество Жюля Верна); второй способ чтения "побуждает смако-
вать каждое слово, как бы льнуть, приникать к тексту; оно и
вправду требует прилежания, увлеченности... при таком чтении
мы пленяемся уже не объемом (в логическом смысле слова)
текста, расслаивающегося на множество истин, а слоистостью
самого акта означивания" (там же, с. 470). Естественно, такое
чтение требует и особенного читателя: "чтобы читать современ-
ных авторов, нужно не глотать, не пожирать книги, а трепетно
вкушать, нежно смаковать текст, нужно вновь обрести досуг и
привилегию читателей былых времен -- стать аристократиче-
скими читателями" (выделено автором -- И. И.) (там же).
Перед нами уже вполне деконструктивистская установка на
"неразрешимость" смысловой определенности текста и на свя-
занную с этим принципиальную "неразрешимость" выбора чита-
теля перед открывшимися ему смысловыми перспективами тек-
ста, -- читателя, выступающего в роли не "потребителя, а про-
изводителя текста" (Барт, 89, с. 10):
"Вот почему анахроничен читатель, пытающийся враз
удержать оба эти текста в поле своего зрения, а у себя в руках
-- и бразды удовольствия, и бразды наслаждения; ведь тем
самым он одновременно (и не без внутреннего противоречия)
оказывается причастен и к культуре с ее глубочайшим гедониз-
мом (свободно проникающим в него под маской "искусства
жить", которому, в частности, учили старинные книги), и к ее
разрушению: он испытывает радость от устойчивости собствен-
ного я (в этом его удовольствие) и в то же время стремится к
своей погибели (в этом его наслаждение). Это дважды расколо-
тый, дважды извращенный субъект" (10, с. 471-472).
Барт далек от сознательной мистификации, но, хотел он
того или нет, конечный результат его манипуляций с понятием
"текста" как своеобразного энергетического источника, его сбив-
чивых, метафорических описаний этого феномена, его постоян-
ных колебаний между эссенциалистским и процессуальным по-
ниманием текста -- неизбежная мистификация "текста", лишен-
ного четкой категориальной определенности. Как и во всем, да
простят мне поклонники Барта, он и здесь оказался гением того,
что на современном элитарном жаргоне называют маргинально-
стью как единственно достойным способом существования.
Роль Барта и Кристевой в создании методологии нового
типа анализа художественного произведения состояла в опосре-
довании между философией
постструктурализма и его де-
конструктивистской литерату-
роведческой практикой. Они
стали наиболее влиятельными
представителями первого ва-
рианта деконструктивистского
анализа. Однако даже и у
Барта он еще не носил чисто
литературоведческого характера: он, если можно так выразиться,
был предназначен не для выяснения конкретно литературно-
эстетических задач, его волновали вопросы более широкого
мировоззренческого плана: о сущности и природе человека, о
роли языка, проблемы социально-политического характера. Ра-
зумеется, удельный вес философско-политической проблематики,
как и пристрастия к фундаментально теоретизированию у Барта
и Кристевой мог существенно меняться в различные периоды их
деятельности, но их несомненная общественная ангажирован-
ность представляет собой резкий контраст с нарочитой аполи-
тичностью йельцев (правда, и этот факт в последнее время
берется под сомнение такими критиками, как Терри Иглтон и
Э. Кернан; 169, 257).

Французская теория и американская практика
Почему же все-таки потребовалось вмешательство амери-
канского де конструктивизма, чтобы концепции французских
постструктуралистов стали литературной теорией?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107