Растворение характера -- это сознательная
жертва постмодернизма, которую он приносит, обращаясь к
технике научной фантастики" (там же, с. 194).
Можно не согласиться с Брук-Роуз в ее характеристике
общего состояния всей западной литературы, на что претендует
ее анализ, поскольку она ограничивается лишь авангардистской
тенденцией, как трудно серьезно отнестись к ее довольно хруп-
ким, по ее же признанию, надеждам, что технологическая рево-
люция, которая, возможно, "изменит наш склад ума" и возродит
интерес к "глубинной логике характеров" (там же, с. 195), ока-
жет в будущем благотворное воздействие на литературу. Но в
одном ей, несомненно, надо отдать должное: как никто другой
она четко сформулировала основные тезисы постмодернистской
концепции личности в литературе.
Заканчивая этот обзор основных признаков постмодерниз-
ма, в котором собственно художественное формотворчество и
его критическая рефлексия переплелись настолько тесно, что не
всегда удается их безболезненно разграничить, я хотел бы ука-
зать на две основные версии причин его появления. Самая рас-
пространенная версия состоит в ссылке на кризис буржуазного
сознания и на те конкретные форма, которые он принял в ис-
кусстве. Наиболее проницательные теоретики постмодернизма
характеризуют его как искусство, наиболее адекватно передаю-
щее ощущение кризиса познавательных возможностей человека
и восприятие мира как хаоса, управляемого непонятными зако-
нами или просто игрой слепого случая и разгулом бессмыслен-
ного насилия. Другой причиной возникновения постмодернизма
считают реакцию на изменение общей социокультурной ситуа-
ции, в которой под воздействием масс-медиа стали формиро-
ваться стереотипы массового сознания. Именно этим в значи-
тельной степени объясняется эпатажный и гротесковый характер
постмодерна, иронически высмеивающего шаблоны тривиального
искусства.
Однако буйный взлет искусства, которое иначе как искус-
ством постмодерна не назовешь, в моей собственной стране,
причем в самых разных его видах и родах: музыке, живописи,
скульптуре, литературе и т. д., заставляет меня с настороженно-
стью относиться к попыткам свести этот феномен к кризису
лишь только одной конкретной исторической формы обществен-
ного сознания. Очевидно, более правы те теоретики (например,
У. Эко и Д. Лодж), которые считают неизбежным появление
подобного феномена при любой смене культурных эпох, когда
происходит слом одной культурной парадигмы и возникновение
на ее обломках другой. Причины этой смены могут быть самы-
ми разными: и политического, и социального, и научно-
технического, и мировоззренческого плана. Другое дело, что
совпадение их во времени усиливает болезненность этой ломки
сознания, обостряет воспри-
ятие кризисности самого
человеческого бытия. Ощу-
щение исчерпанности старого
и непредсказуемости нового,
грядущие контуры которого
неясны и не обещают ничего
определенного и надежного, и делает постмодернизм, где это
настроение выразилось явственнее всего, выражением "духа
времени" конца XX в., очередным fin du siecle, вне зависимости
от того, сколь влиятельным в литературе, искусстве, критике и
философии он является на сегодняшний день.

Постмодернизм как очередной fin du siecle
Собственно, последняя глава о постмодернизме и может
служить заключением данного исследования, поскольку в ней
подводятся итоги многолетней эволюции постструктурализма и
дается характеристика его нынешнего состояния. Если брать всю
его историю в целом -- от середины 60-х гг. и по сегодняшний
день, -- то, учитывая даже столь поразительную по нашим
временам, с их склонностью к перемене вкусовых ориентаций,
продолжительность его существования и выживаемость, все-таки
нужно признать, что четверть века --предельный срок жизни
любого художественного или философско-эстетического направ-
ления. После этого оно либо исчезает, либо видоизменяется
настолько, что в нем лишь с трудом просматриваются контуры
его первоначальных постулатов.
И действительно, анализ последних публикаций свидетель-
ствует об известной усталости современных критиков от основ-
ных теоретических положений постструктуралистской догмы.
Особенно отчетливо это проявляется в ламентациях критиков
других методологических ориентаций, будь то иеремиады анг-
лоязычных литературоведов на засилье "французского влияния"
или язвительные литературоведческие памфлеты французских
традиционалистов. Мы уже отмечали в разделах о Дерриде и
Фуко определенные тенденции их теоретической эволюции,
которые явно демонстрируют известную исчерпанность пост-
структуралистского канона и выводят этих мыслителей за его
пределы, что свидетельствует об их чуткости к изменению об-
щего климата идей. Прежде всего, с конца 80-х гг. стала явст-
венно себя обнаруживать наметившаяся в рамках собственно
постструктуралистской теории тенденция к отказу от ригориче-
235
ПОСТМОДЕРНИЗМ
ской установки на абсолютную децентрацию и интертекстуали-
зацию человеческого "я", выразившиеся в концепции "смерти
автора". Это новое для постструктурализма веяние проявилось в
работах М. Фуко "Пользование наслаждением" и "Забота о
себе" (1984) (204, 201) и Ж. Дерриды "Психея: Изобретение
другого" (1987) (156) и получило дальнейшее отражение в
таких исследованиях, как "Пределы теории" (1989) Томаса
Каванага (297), "Выявляя субъект" (1988) Пола Смита (358),
"Технология Я:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107