Джэб тратил много денег буквально на все – тысячу долларов извозчику, который быстрее всех довезет его до нужного места, когда он отправлялся куда-либо шумной и многочисленной компанией, бриллиантовое кольцо от Картье сопрано, которая дольше других протянет самую высокую ноту, рубиновое ожерелье хористке из нового ревю, у которой самые длинные ноги. Он разъезжал по стране – Нью-Йорк, Чикаго, Бостон, Филадельфия… – в поисках места, где велась большая игра в покер. Но самые большие ставки делались, когда любители азартных игр собирались в его собственном доме.Медленно поползли слухи – вначале смутные, но потом об этом заговорили в открытую. Некоторые из заядлых азартных игроков перестали посещать его вечеринки, сетуя, что ставки стали просто безумно высокими. Поговаривали, что его денежные ресурсы истощились, что он тратит гораздо больше, чем выигрывает. А его доля на ранчо Санта-Виттория просто поддерживала его статус крупного землевладельца, никак не отражаясь на толщине его кошелька. А именно в толстом кошельке Джэб нуждался больше всего, чтобы продолжать играть. Дела его шли не лучшим образом, и после полугода неудачной игры прошел слух, что Джэб Мэллори – банкрот.– Глупости, – шептали юные барышни, рассматривая его в опере в маленькие бинокли. – Он по-прежнему выглядит великолепно. Человек, который находится на грани краха, не может иметь такой спокойный и беззаботный вид. Смотрите, как он улыбается!– Никакой он не банкрот, – решительно заявляли гости, съехавшиеся на вечеринку, которую устроил Джэб по поводу дня рождения Поппи. Ей исполнилось шесть лет. Они с изумлением рассматривали огромные вазы, в которых стояли охапки превосходных роз и гвоздик. Многочисленные букеты других цветов, специально подобранных Джэбом в тон голубых глаз Поппи, были повсюду. Длинные столы были покрыты голубой узорчатой тканью, гирлянды из голубых лент и цветов спускались с потолка, и гора подарков, упакованных в блестящую голубую оберточную бумагу, ждала, когда к ней прикоснется именинница.Поппи сидела во главе стола, одетая в красивое голубое дымковое платье, украшенное крошечными розами, которое Джэб выписал из Парижа. Потягивая шампанское, она с любопытством рассматривала фокусника, который был их дворецким, жонглера – их лакея, и развлекавших танцами гостей танцовщиц в коротких юбочках – их горничных. Она заметила хорошеньких девушек, целовавшихся с краснолицыми стариками; Поппи прикрывала уши руками всякий раз, как барышни взвизгивали от смеха. Она наблюдала, как весело скачет танцующая толпа гостей в такт разудалой музыке, и удивлялась жадности, с которой они поедали индейку, гребешки, раков и икру… И дорогое шампанское лилось рекой – в бокалы, на узорчатую скатерть, на пол и на роскошные платья дам.В полночь принесли именинный торт Поппи на огромном серебряном блюде. Это был самый большой торт, какой только девочка когда-либо видела. Затем случилась забавная вещь – неожиданно он раскрылся, и с верхушки его соскочили две хорошенькие девицы, на которых не было ничего, кроме нитки голубых бус и черных чулок с кричащими красными подвязками. Они начали танцевать на столе – их груди колыхались, ноги высоко взлетали в воздух, а гости и Поппи смотрели на них во все глаза и смеялись.Когда смех и музыка начали стихать, Джэб неожиданно призвал к молчанию.– Тост за мою дочь, Поппи, в день ее шестилетия! – закричал он, ставя девочку на стол. – За папочкину дочку!– За папочкину дочку! – закричали хором гости. А потом Джэб протянул ей маленькую коробочку. Когда Поппи открыла ее, внутри оказалось красивое голубое искрящееся ожерелье.– Сапфиры и бриллианты, – громко провозгласил Джэб, застегивая эксцентричный подарок на маленькой шейке девочки. – Я подумал, что пришло время самой лучшей из дочек иметь свои драгоценности.Оценивающие пристальные взгляды мужчин, устремленные то на ожерелье, то на Джэба, и охи и ахи дам были реакцией на эту сценку. Глаза Поппи сияли, как сапфиры.Джэб улыбался, довольный тем, что его экстравагантный жест положил конец упорным слухам о его несостоятельности и увеличил его шансы на получение кредитов. Но в глазах его была еле уловимая тревога.Несколько недель спустя Поппи проснулась на рассвете от звука бьющегося фарфора и хлопанья дверей. Разъяренные голоса гулко раздавались по дому. Схватив тряпичную куклу, девочка побежала на свой обычный наблюдательный пункт и увидела странную сцену. Массивная дубовая дверь была распахнута настежь; мамзель и горничные усаживались поспешно в красивый экипаж, прижимая к себе корзинки и чемоданчики. Француз шеф-повар стоял посреди холла, размахивая кулаками и заходясь в проклятьях. Поппи уже достаточно хорошо знала французский, чтобы понять, что причиной его буйства были деньги. Она с удивлением смотрела, как он сгреб несколько высоких серебряных канделябров и отправился с ними под мышкой по направлению к входной двери. Другие слуги быстро последовали его примеру и стали хватать дорогие безделушки, серебряные шкатулки и фарфоровые вазы – все, что попадалось под руку, все, что только можно было втолкнуть в поджидавшие их у дома экипажи. Потом входная дверь захлопнулась, и в доме снова наступила тишина.Поппи испуганно вцепилась в перила лестницы, ожидая, что сейчас прибежит папочка и скажет ей, что же стряслось, Куда все ушли? И почему они прихватили с собой все эти вещи?Большие часы из резного дерева мерно тикали в холле. Девочка услышала тихий скрип механизма – они готовились пробить время.– Un, deux, trois, quatre, cinq, six, Un, deux, trois, quatre, cinq, six (фр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114