– Доброе утро, Энрико, – сказал он, приветливо кивнув.– Доброе утро, сэр, – ответил стюард. – Командир готов взлететь, как только Вы пожелаете.Карральдо кивнул.– Ну что ж, тогда в путь.Не взглянув больше на стюарда, он сел и откинулся в кресле, взяв из пачки первую попавшуюся газету из тех, которые он обычно читал по утрам. В ту же минуту они взлетели. Карральдо открыл номер «Иль Джорно». Появился Энрико с серебряным подносом, на котором стоял кофейник. Стюард тихо налил хозяину кофе – он привык к его молчанию. Он знал, что Карральдо использовал каждую минуту дня, чтобы работать; даже теперь он будет изучать состояние дел на бирже и на рынке произведений искусства. Казалось, он готов был запустить свои зубы в любой кусок пирога, который только существовал.Поблагодарив кивком, Карральдо стал потягивать кофе. Это была смесь из различных превосходных сортов кофе, изготовленная специально для него в Париже – крепкий темный напиток, и очень дорогой. Он всегда приводил его в чувство, давал ясность мыслей, независимо от того, сколько времени было на часах: час, два часа ночи или пять утра. Но сегодняшним утром он едва ли нуждался в нем. Объявление, обведенное жирной черной рамкой, взрывалось в глазах, словно маленькая бомба.Поппи Мэллори. Он уставился на газетный лист, словно пронзенный электрическим током. Разряд настиг его из прошлого. Это имя заставило его мысленно путешествовать во времени. Оно принадлежало женщине, которую он даже никогда не видел. Но он знал, что эти два слова могут иметь сокрушительный эффект для его будущего.Энтони Карральдо было пятьдесят один. Он был среднего роста, с узким, но мускулистым торсом. Его оливковая кожа была холеной кожей очень богатого человека. Худощавое лицо имело ясно очерченные скулы, высокий лоб и нос античных римских статуй. Карральдо не смотрелся бы чужеродным в тоге на ступеньках римского сената во времена Цезаря, но, конечно, он носил превосходно сшитые костюмы – кремовые льняные летом и темно-синие с иголочки зимой, всегда с однотонными голубыми рубашками из лучшего исландского хлопка. Для такого делового человека его ботинки были слегка эксцентричными – от Вэстонз из Парижа, украшенные кисточками, но его галстуки были безупречны. Они были сшиты из изысканного итальянского шелка. У него был твердый рот, который редко улыбался, говорил он размеренным голосом – словно каждая фраза была хорошо обдумана заранее. Руки были изящной формы, с хорошо ухоженными ногтями. Неброские часы из платины ручной работы были единственным украшением, которое он себе позволял, – из практических соображений, а не из тщеславия.Словом, Карральдо выглядел так, как он и должен был выглядеть – богатым, утонченным и образованным человеком. За прошедшие тридцать пять лет он добился успеха в делах, связанных с искусством, он также слыл филантропом, вкладывая много денег в покровительство своим трем самым любимым увлечениям: опере, музыке, живописи.Карральдо путешествовал по свету на своем собственном самолете – заключал крупные сделки, касающиеся произведений искусства. Он владел роскошной виллой начала века среди холмов около Портофино, большим особняком на виа Микеланджело Буонаротти в Милане и старинным, но прекрасно отреставрированным палаццо в Венеции. Он также имел дом на площади Бэлгрейв в Лондоне и постоянно снимал для себя дорогостоящий номер в отеле Пьер в Нью-Йорке. В каждой из этих его резиденций было в избытке произведений живописи, скульптуры и других сокровищ искусства, и все содержалось в образцовом порядке.Но существовал еще один дом, о котором не знал никто – большая, довольно неказистая вилла под Неаполем, которую он неизменно посещал раз в месяц. Он оставался там ровно на два дня и две ночи, а затем возвращался к своей обычной жизни в Милане.Карральдо не был любителем вечеринок и светских приемов, тем не менее его можно было видеть везде, где происходило что-нибудь важное в международной, общественной, и, в особенности, культурной жизни. Он посещал фестиваль в Сполето и Биеннале в Венеции. Четыре или пять раз в году он развлекался с блеском в своих собственных резиденциях – бал-маскарад в Венеции, летний званый вечер для друзей на вилле в Портофино, торжественный обед для заядлых оперных театралов в Милане. Если не считать этих обязательных развлечений, его частная жизнь была действительно частной. Но о нем шептались в бесчисленных барах и кафе по всему миру.Ходили слухи, что за его респектабельной внешностью скрываются тысячи секретов, что его деньги были нажиты не только благодаря его прекрасной осведомленности в вопросах продажи и покупки произведений искусства. Что были и другие, страшные, дела, с помощью которых он увеличил свой счет в швейцарском банке на многие миллионы. И, несмотря на свой сдержанный и благовоспитанный вид, его интимный аппетит был ненасытным.Поговаривали, что Карральдо был словно отлит из стали – после своих бдений всю ночь напролет он прекрасно владел собой, тогда как его спутники были совершенно выжаты. И еще – будто бы он любил грубый секс. Оргии, утверждали слухи, длившиеся неделями, разнузданные попойки и разврат со всеми мыслимыми и немыслимыми пороками и извращениями… Но Карральдо, учтивый, с легкой, неуловимой любезной улыбкой, был равнодушен к слухам, и никто никогда не отказывался от его приглашений на званые вечера. Единственный человек, которому он когда-либо доверял, был его лучший друг Паоло Ринарди, но Паоло трагически погиб четырнадцать лет назад, и не было теперь никого, кто бы знал наверняка, как Энтони Карральдо добился такого головокружительного успеха, и кем и чем он был на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114