И у него такое интересное страдальческое лицо, как у гибнущего художника. Ах, Поппи, если б ты только видела, как он смотрел на меня, словно я единственная девушка на всем белом свете… ах, он просто прелесть, прелесть! Парни из Санта-Барбары кажутся такими детьми по сравнению с ним. Она засмеялась радостно.– Как ты думаешь, Поппи, он ведь и впрямь очень красив? Ты заметила, какие у него глаза – настоящего зеленого цвета, ведь так, Поппи, так? Болотного цвета… словно бархатные – так бы я их описала… Господи, я уже говорю языком сонетов Шекспира… конечно, я влюблена..Поппи повернулась лицом к стене, изо всех сил сжав зубы, чтобы сдержать подступавшие слезы – совсем как в те времена, когда Папочка не возвращался.– Поппи? Ты разве не рада за меня? – спросила взволнованно Энджел. – Господи, я такая эгоистка!Она неожиданно запнулась.– Конечно, твоя бедная голова! Подожди, я принесу холодный компресс.Она сложила льняное полотенце и опустила его в кувшин с холодной водой, стоявший на столике у кровати, а потом положила полотенце на лоб Поппи.– Тебе станет от этого легче, обещаю тебе, – сказала она. – Ах, Поппи, – добавила она со счастливым вздохом. – Кажется, все будет так мило!Но Энджел совсем не нужно было класть холодный компресс на лоб Поппи – он и так был холоден, как лед. Паутина ее мелкой лжи и фантазий разорвалась в ее ушах, когда она была представлена Фелипе как Поппи Мэллори… это ненавистное, ненавистное имя, ранящее насквозь, позорное имя! «Поппи Констант» не существовало. И никогда она уже не станет, как ей казалось в мечтах, Поппи Ринарди. Вместо нее Фелипе выбрал Энджел. Как может любой мужчина устоять против нее, спрашивала себя с отчаянием Поппи. Она была такой красивой. И конечно, она была Энджел Констант. ГЛАВА 27 1898, Италия На следующее утро Поппи лежала в постели, прикрыв одной рукой глаза и стараясь не смотреть на Энджел, которая примеряла свои лучшие наряды – она собиралась встретиться с Фелипе, и Поппи ничего не могла сделать, чтобы остановить ее бесконечную восторженную болтовню.– Может, мне надеть желтое, Поппи? – нервничала Энджел. – Или в нем я буду очень бледной? Может, розовое будет лучше… А как насчет однотонной белой блузы и темно-голубой юбки? Конечно! Я думаю, после шедевра мсье Вёрса лучше быть такой простой, как только возможно.Швырнув ворох одежды на кровать, она быстро переоделась.– О, Господи! – простонала она, садясь напротив зеркала и стараясь убрать свои шелковистые волосы в узел. – Эта влажность делает что-то невообразимое с моими волосами – они просто не слушаются. Поппи, как ты думаешь, будет хорошо, если я просто перевяжу их сзади лентой?– Ты опоздаешь, – ответила Поппи тихо. – Он уже будет ждать тебя минут пятнадцать.Энджел в отчаянии посмотрела на часы.– Значит, ему больше ничего не остается делать. В конце концов, это привилегия женщины – опаздывать, да и потом он ведь с тетушкой Мэлоди. Я хорошо выгляжу?– Ты выглядишь чудесно, как всегда, – сказала Поппи, зарывшись лицом в подушку, когда нож повернулся в ране – она вспомнила, как она сама беспокоилась, что ей надеть, и выглядит ли она хорошенькой для Фелипе. Энджел присела на кровать рядом с Поппи.– Как ты думаешь, Поппи, я ему действительно нравлюсь? – спросила она задумчиво. – Действительно? Как жалко, что ты не идешь с нами! Надо же было, чтобы у тебя разболелась голова. Мне будет не хватать тебя.Она порывисто обняла Поппи, потом встала и поспешила к двери, но на пороге остановилась и оглянулась на Поппи.– Но я совсем забыла, – воскликнула она. – Конечно! Ты собиралась рассказать мне о человеке, которого ты встретила. О своем тайном возлюбленном. Ах, Поппи, я просто не могу дождаться, когда узнаю о нем все! Как мило, что мы обе влюбились одновременно! Пожалуйста, расскажи мне, как только я вернусь!И, посылая без конца воздушные поцелуи, она выскользнула из комнаты.Поппи лежала в полумраке. Принесли завтрак на подносе, но Поппи даже не притронулась к нему. Горечь того, что ее предали, и безысходность ее одиночества вызвали в ней воспоминания детства и она дрожала, словно у нее и впрямь была лихорадка, на которую она жаловалась. Поппи снова и снова вспоминала безудержную возбужденную болтовню Энджел, пытаясь отыскать в ее словах хоть самую малость, которая говорила бы о том, что Фелипе не совсем забыл о ней. Она даже хотела спросить тетушку Мэлоди, упоминал ли о ней Фелипе, но было настолько очевидно, что все его внимание было отдано Энджел, что задавать вопрос было бессмысленно.Этим утром на подносе с завтраком для Энджел лежал букетик фиалок и записка с напоминанием, что тетушка Мэлоди позволила ему сопровождать Энджел во время ее прогулки – он обещал показать ей чудесные церкви Венеции. Само собой, тетушка тоже была приглашена в качестве дуэньи, но о Поппи не было ни слова.Одинокие утренние часы шли так же медленно, как похоронная "процессия. Пришла горничная забрать поднос, потом принесла легкий ленч, который велела приготовить для Поппи тетушка Мэлоди, и вернулась за подносом через час. Но ленч тоже остался нетронутым. Наконец Поппи услышала радостный голос Энджел в коридоре и дверь распахнулась.– Господи, Поппи, ты все еще в темноте! – закричала Энджел, подлетая к окну и отдергивая занавеси. – В такой чудесный день! О, Поппи, это самый-самый чудесный день!Она быстро присела на краешек кровати Поппи, ее глаза сияли мечтательно, когда она вспоминала:– Мы видели церковь Сан-Себастьяно, где похоронен Веронезе, и его прелестные картины, потом мы пошли в Санта-Мария делла Салюте на Гранд Канале и на Сан Джорджо Маджope – ты знаешь, это один из тех островов, которые словно плывут на горизонте, и в Санта-Мария делла Пьета, где Вивальди был директором женской консерватории с 1713 года по 1740.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114