– спросил он.Фьяметта покачала головой.– Насколько я помню, нет; хотя, казалось, все знали о слухах, что один из детей Энджел и Фелипе Ринарди – не их ребенок.– Вы были дома, когда адвокат принес попугая Поппи Мэллори?– О, да, – ответила она охотно. – Я была при этом. Это был маленький провинциал в старомодном черном костюме. День был жаркий и он потел. Я до сих пор могу хорошо представить себе его; пот стекает по его лицу, а к груди прижата клетка с попугаем, – она засмеялась при этом воспоминании.– Вот такое видение возникло у нас на пороге. Потом он рассказал Марии-Кристине свою историю о умирающей Поппи и ее желании отдать попугая семейству Ринарди.– На что нам сдался этот паршивый старый попугай! – воскликнула Мария-Кристина. Но потом она увидела клетку! Она стала вертеть ее в руках, рассматривая жадным глазом – она любила драгоценности. Бедный попугай начал беспокоиться. Он поднял ужасный шум. Вот тут-то и появилась Елена из сада.– Что это? – спросила она. – Что это за птица так чудесно поет?– Как это – поет! – ответила ей Мария-Кристина сварливо. – Проклятая птица устроила адский грохот!Елена посмотрела на бедного перепуганного попугая – ее большие голубые глаза были полны нежности; она была милой девушкой, с добрым сердцем, несмотря на то, что ее мать дышала на нее и портила ее. И я никогда не забуду того, что она сказала:– Нет, Мария-Кристина, ты ошибаешься, – тихо произнесла она. – Он поет. Он поет для меня.Ее сестра посмотрела на нее, – и я могу голову дать на отсечение, что она подумала – Елена окончательно спятила. Но Мария-Кристина всегда была вежлива с ней.– Тогда возьми его себе, Елена, – усмехнулась она. – Попугай – твой. Это – сувенирчик от Поппи Мэллори.Это был единственный раз, когда я слышала имя Поппи Мэллори, произнесенное в этой семье.– Спасибо, Фьяметта, – сказал Майк, вставая и собираясь уходить. – То, что вы вспомнили, очень поможет мне в моей работе.Ее живые яркие глаза изучали его в течение нескольких секунд, а потом она сказала:– Вы уже познакомились с Арией? Он покачал головой.– Я вырастила ее и хорошо знаю девочку. У нее доброе сердце, мистер Престон, и несправедливо, что ей приходится выходить замуж за синьора Карральдо. – Выражение ее лица было скорбным, когда она добавила – Вот почему она так сильно нуждается в деньгах Поппи Мэллори – тогда она никогда не выйдет за него замуж. Никогда! ГЛАВА 23 Вилла Велата была расположена в долине у подножия Доломитов. Ранний декабрьский морозец уже покрыл белым покровом кусты и лужайки, и сковал льдом усыпанную гравием дорогу. Пьерлуиджи знал по опыту, что снег не растает, потому что дом был построен в тени гор, и в это время года солнце никогда не поднималось выше их вершин. Мороз становился все крепче, лед – толще, скоро толстый слой снега покроет все, и вилла окажется снова в снежном плену на четыре месяца. Так же, как это бывало в детстве.Водитель осторожно вел по обледеневшей дороге взятый напрокат «фиат». Его шины отказывались устойчиво сцепляться со скользкой поверхностью дороги, и шоферу хотелось выругаться как следует, но он боялся своего молчаливого пассажира. Он не проронил ни слова за всю поездку от аэропорта в Тренто, где водителю было велено встречать его. Он выглядел как человек, который собрался на похороны. И, судя по тому, что знал о нем шофер, может, так оно и было.Со вздохом облегчения водитель остановил машину около мрачной, цвета охры, виллы, спеша открыть перед пассажиром дверь, но Пьерлуиджи уже вышел. Шофер вытащил его чемодан из багажника и понес его по ступенькам.– Мне позвонить в звонок, синьор? – спросил он у Пьерлуиджи, который стоял на дороге, просто глядя на дом.– Спасибо, не надо. Вам лучше побыстрее возвращаться назад, похоже, будет сильный снегопад, – сказал он, давая деньги.– Большое спасибо, синьор, – водитель быстро взглянул на деньги. Оплата была справедливой, но не щедрой, и он вздохнул; он ожидал большего от такого явно богатого человека. Когда он уехал, Пьерлуиджи все еще стоял там, где его покинул водитель, глядя на виллу – словно он боялся зайти внутрь.Пьерлуиджи знал, что образ дома его детства никогда не покинет его; простые оштукатуренные стены и асимметричный фасад, охристый цвет, который превратился в противно-коричневый от сырости; оконные рамы настолько обветшали от времени, что, казалось, пропускали каждое дуновение холодного ветра снаружи, и пустые молчаливые сады. Казалось, его отец выбрал для своего жилища самый невзрачный дом, какой только можно вообразить – под стать своей блеклой душе.Только на несколько коротких летних недель вилла Велата немного пробуждалась к жизни, и тогда в воздухе разливался запах сена из долины и аромат цветущих кустарников, которые посадил его отец в качестве эксперимента – тех, которые выжили в жестокую зиму в своих ящиках-укрытиях. Лошади носились по полям, вскидывая копыта и покусывали друг друга в экстазе радости, когда солнышко теплыми лучами ласкало их спины, и они наслаждались свободой после душных конюшен. И юная Клаудиа тоже носилась вольно, взвизгивая от восторга и вскидывая ноги так же высоко, как лошади, и катаясь по высокой траве или сплетая венки из маргариток, как фея лета.Он толкнул ногой тяжелую входную дверь и вошел наконец внутрь. Большой холл был в полумраке, но он знал его так хорошо, что смог бы передвигаться по нему в нужном направлении даже если б был слепым. Поставив чемодан, он прошел прямо в большую кухню в задней части дома. Женщина, ставившая горшок на старинный очаг-плиту, подскочила от изумления.– Синьор Пьерлуиджи! – воскликнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114