— Как они драться будут! Давлетов! — позвал он громко. Тептярский старшина выехал к нему. — Вот тебе начальник, Салават Юлаев. Не гляди, что он молод, зато удал. Он вас поведёт куда надо.
— Латна, вашескородье! — согласился старшина, исподлобья, угрюмо взглянув на Салавата, так нежданно ставшего выше его самого.
— Ну, с богом, — отпустил асессор.
Кинзя подвёл Салавату лошадь. Салават вскочил в седло и тронул коня. Тысяча коней тронулись за ним, по десяти в ряд, с края каждого ряда ехал десятник. Сотня разделялась от сотни, впереди каждой скакал сотник. Рядом с Салаватом ехал капрал, тот самый, что приезжал на кочёвку для набора башкир. Его солдаты держались с боков и позади отряда.
Проехали мимо пристани.
Развернулась степь. Салават дёрнул поводья и поскакал быстрее. Он не подал никакого другого знака, но за ним быстрее зацокали копыта тысячи коней.
Следом за Салаватом, передней сотней, скакали его башкиры. Приняв начальствование над всем отрядом, Салават назначил сотником над своими Кинзю. Он слышал ропот среди своих: «Сын старшины сына муллы поставил! Другим не верит…» «Боится измены, собака!» — ворчали втихомолку башкиры.
Рядом с Кинзей, под надёжной охраной двоих башкир, назначенных Салаватом, трясся на лошади без седла связанный Семка.
Салават напряжённо думал о том, как выбраться из своего почётного и тяжёлого плена. Ещё полсуток пути — и всё будет кончено, тогда уже не уйти. Надо было спешить. Но как?
Незаметно Салават удержал своего коня и сравнялся с Кинзей и Семкой, когда капрал отъехал покурить со своими солдатами. Пользуясь тем, что никто из окружающих Семку не понимает по-русски, Салават вполголоса обратился к нему:
— Ты, Семка, где письмо государское взял?
— За его рукой государевой припись — такое письмо где взять, как ты мыслишь? Сам государь мне дал, — сказал Семка.
— Так, стало, ты сам его видел?!
— Сам видел, — признался пленник.
— Чего же государь тебе наказал? Зачем он тебе башкирско письмо дал?? Ведь ты не башкирец!
— Вас, башкирцев, приводить к его царской руке послал… — Семка осёкся, заметив, что капрал их нагоняет.
Капрал и сам давно уже порывался заговорить с пленником, но опасался того, что Салават понимает по-русски. Семку он знал ещё год назад, до побега его из солдатской службы, как знали и помнили Семку и все солдаты. Если бы Семка пал на глаза не Богданову и не вновь присланному в тот год поручику, а попался бы кому-нибудь из старых офицеров полка, то его бы разом признали, но Семке, что называется, повезло. Только что, дымя табачком, капрал говорил с солдатами именно о нём. Они узнали его и вместе с тем ещё не узнали. Капрал догнал Салавата и Семку.
— Семка, хошь табачку? — внезапно спросил он.
— Милость твоя, Листратыч, то дай потянуть, — отозвался Семка, не таясь от капрала.
— Ты, сказывают, затем и бумагу поднял с дороги, чтобы табачку покурить, — усмехнулся тот.
— За тем-то и поднял, — подтвердил пленник.
— А что в ней писано было? — спросил капрал.
— Ты башкирца спроси, Салаватку. Ему давал барин читать — по-татарски ведь писана, — притворился незнайкой пленник.
— Слышь, Салаватка, про что бумага? — обратился капрал к Салавату, свёртывая цигарку для Семки.
— Царь Пётра письмо написал к башкирцам. Землю, волю даёт, реку, лес, начальников убивать велит царь.
— Какой же он царь, коль велит начальников побивать?! — усомнился капрал.
— Они его тоже ведь не жалели, значит! — сказал Салават.
— Точно, что не жалели, — признал и капрал. — А что же он одним башкирцам письмо прислал? Царь-то русский, а письмо башкирцам?!
— Видать, он ко всем народам писал. У народов ведь разные нужды, — вмешался Семка. — Кому чего надо, того тем и жалует.
— А сказывает начальство — не царь он, Пугач, беглый каторжник, рваные ноздри! — сказал капрал.
— Тьфу, брехня-то! — не выдержал Семка. — Каки таки рваные ноздри?! Да я его, как тебя, видал! Образом благолепен, бородка, усы черноваты с русинкой. Очи кари, обычаем прост, аж до слёз…
— И грозен? — спросил капрал, уже поддаваясь искреннему тону пленника.
— Кому-то и грозен, а кому-то и милостив. Люди разны, и милость и грозы под стать человекам!
— Стало, письмо-то… Не на дороге нашёл! — качнул головой капрал. — И говорил он с тобою, с солдатом беглым?!
— Не токмо что говорил — из царских рук чарку я принял, — увлёкся Семка, — за ручку с царём витался и лобызал его ручку, манифесты своею рукой он мне дал, а как в дорогу послал, то сам государь меня обнял и в уста целовал.
— Мать честна! — удивился капрал. — Чай, мёдом пахнет, как целовал?
— Водкой да луком. Дух чистый русский! — сказал Семка. — Поручика чин на мне нынче.
— Ну, брешешь, Семён! Каков уж ты, братец, поручик?! Из беглых солдат — во поручики!.. Бога побойся, собака! — рассердился капрал.
— Искали бумаг у меня господа, а заветную разыскать не сумели, — признался пленник. — На привале ты сам прочитай, покажу, то не скажешь — брешу!..
Капрал замолчал. Как ведь знать — не накликать бы лиха! Вдруг вправду был беглый солдат, а теперь офицер… благородие!
— Хоша б посмотреть своими глазами на царский подпис… Эх ты! Не сберёг такую бумагу — поручик взялся! — укорил капрал.
— А бумага в бакете у Салаватки лежит, печатью её припечатали да в бакет заложили, — утешил Семка.
— Неужто вправду? — спросил капрал.
Салават молча вынул пакет, показал капралу и спрятал обратно в шапку.
— Мать честна-то! А что, кабы нам почитать? — заикнулся капрал.
— По-татарски ведь писана — как ты читаешь! — со злостью откликнулся Салават, которого самого замучило желание открыть пакет и дочитать до конца запретную грамоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157