Дочь, которую ей так и не суждено было увидеть, умерла на пятый день отчаянной борьбы за жизнь, когда Джейн уже одержала собственную победу в битве со смертью и была переведена, как говорили медсестры, «из реанимации в терапию». Унылое терапевтическое отделение — это совсем не то, что отделение акушерства и гинекологии и палаты послеродового восстановления с веселым щебетанием молоденьких мамаш и криками их младенцев.
Доктора, медсестры и психологи говорили Джейн, что так лучше, только никто из них не говорил, для кого лучше. Для Джейн? Или для других матерей, которые, вероятно, чувствовали бы себя неловко в ее присутствии?
Но медики были не правы! Джейн следовало находиться среди других матерей. В конце концов, она тоже была матерью — матерью Алексы и матерью крошечной девочки, которая умерла. Джейн считала, что должна быть среди матерей и ей должны разрешить посещение отделения новорожденных.
Туда-то сейчас Джейн и направлялась. Она искренне верила, что, посмотрев на младенцев, каким-то образом зарядится силой, так необходимой для того, чтобы рассказать своей золотоволосой дочурке о том, что ее младшая сестричка умерла. Сегодня же, осторожно и бережно, Джейн и Александр скажут своей драгоценной Алексе правду. А завтра они вернутся в Топику и поведают о своем горе друзьям, ожидающим новостей о триумфальном успехе Джейн на художественной выставке в Канзас-Сити.
Подойдя к палате для новорожденных и взглянув через стеклянную стену на малышей, спавших в розовых и голубых плетеных кроватках, Джейн поняла, что поступила правильно. Казалось, один вид младенцев помогал ей обрести душевное равновесие. Несмотря на потерю ребенка и приговор врачей, что у нее уже никогда не будет детей, созерцание этих крошечных живых существ наполняло сердце Джейн надеждой.
Ее милое лицо озарила улыбка, первая за всю эту страшную неделю, — нежная, любящая улыбка матери…
Изабелла поцеловала шелковистые черные завитки своей малышки дочери, и взгляд ее метнулся вдоль коридора. В одном его конце располагалось отделение для новорожденных, в другом, как всегда, маячил шпион, посланный Жан-Люком следить за Изабеллой. Пять последних месяцев ее беременности и сейчас, после родов, парни Жан-Люка грозными, зловещими тенями повсюду следовали за несчастной женщиной. Теперь они почти не скрывались — ведь ребенок уже родился.
Изабелла жила в постоянном страхе, что эти люди получат от нанявшего их сумасшедшего человека жуткий приказ — оборвать невинную жизнь крошки, столь для него опасную.
Когда-нибудь такой приказ придет, но пока Жан-Люк, казалось, решил просто помучить Изабеллу: хищник, играющий со своей жертвой и совершенно уверенный, что она полностью в его власти. Как он сам говорил, Изабелла должна понимать: из такой ловушки ей ни за что не вырваться.
Изабелла, разумеется, понимала. Но при этом также знала, что если будет постоянно ездить с места на место, создавая впечатление, что все еще надеется скрыться от слежки, то Жан-Люк будет держать своих приспешников на дистанции. Поскольку он твердо верит, что беспрерывное путешествие Изабеллы диктуется ее наивной и отчаянной верой в конце концов уйти от преследования, то будет просто наслаждаться своей жестокой игрой в кошки-мышки. А это дает Изабелле возможность выиграть время…
Время, чтобы найти женщину, которой Изабелла могла бы доверить свою драгоценную дочурку. За месяцы поисков, до и после рождения малышки, Изабелла переговорила с очень многими женщинами — короткие беседы под пристальными взглядами посланных Жан-Люком парней, — однако до сих пор все было безрезультатно.
Но женщина существовала, должна была существовать. И если Изабелла встретит ее, то сразу поймет это своим любящим сердцем, своим материнским инстинктом.
Изабелла скиталась из города в город, одержимая желанием добиться своего. И вот неутомимые поиски случайно привели ее сюда и в тот самый момент, когда блондинка с большими, полными слез глазами цвета изумруда печально и нежно смотрела на новорожденных. Изабелла подошла поближе и почувствовала, как сердце ее вдруг забилось чаще.
— Здравствуйте. — Несмотря на то что родным языком Изабеллы был французский, она прекрасно говорила на стольких языках, что французский акцент совершенно терялся в ее утонченно-изящной речи.
— Здравствуйте, — тепло улыбнулась Джейн красивой женщине с мягким, царственно-спокойным голосом.
Тут же взгляд Джейн упал на малышку, завернутую в розовое кашемировое одеяльце. У женщины были светлые локоны, а волосики младенца отливали черным бархатом, и тем не менее сверкающие синие глаза обеих не оставляли никаких сомнений в том, что перед вами мать и дочь.
— Какая прелестная крошка!
— Благодарю. А ваш ребенок здесь?
— Нет, — ответила Джейн с грустной улыбкой, вдруг подумав, что ей, наверное, действительно не следовало находиться здесь, среди счастливых матерей и новорожденных, но было в глазах этой женщины нечто, что побудило Джейн поведать печальную правду о себе. — Я недавно потеряла свою малышку: она родилась преждевременно и…
— Мне очень жаль. Уверена, что у вас еще будут дети.
— Нет. Но у меня есть очаровательная шестилетняя дочь. Мы хотели подарить ей маленькую сестричку, но…
— Да, я вас понимаю, — рассеянно пробормотала Изабелла.
Она почувствовала на себе пристальный взгляд человека, грозно стоявшего в двадцати футах от них — слишком далеко, чтобы слышать разговор, но вполне достаточно, чтобы не упустить Изабеллу из виду. И взгляд громилы с каждой минутой становился все более настороженным и заинтересованным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133