Лорд Уинтер начал кашлять, так что его грудь тяжело вздымалась под руками Зении. Потом, повернув голову к графу, он чуть прищурился, и слабая улыбка коснулась его губ.
– Отец, – прохрипел он, – я не думал, что вы придете.
– Естественно, я пришел. – Граф недовольно нахмурился.
Лорд Уинтер резко отвернулся, как тогда, когда ему светили лампой в глаза, и его улыбка пропала.
– Вот моя нора, – отрывисто пробормотал он.
– Да, – машинально ответил граф.
В надолго наступившей тишине Зения смотрела на помутневшие глаза лорда Уинтера и прислушивалась к его прерывистому дыханию.
– Хотите войти? – неуверенно, как ребенок, спросил он тихим шепотом.
– Этого мне хочется больше всего на свете, – ответил граф срывающимся голосом и стиснул в руках руку сына.
Лорд Уинтер пошевелил губами, но его охватил приступ удушья, и он, тяжело дыша, снова завертел головой. Зения сняла остывшую припарку и пошла с ней в гостиную. Припарки, видимо, не оказывали должного воздействия, и Зения ожидала, что с наступлением ночи угнетенное состояние легких еще усилится, – у ее матери всегда бывало именно так. Зения старалась не думать о том кошмарном времени, когда у леди Эстер и у мисс Уильямс одновременно случилась лихорадка. Тогда Зении исполнилось двенадцать лет, а слуги растащили все, что можно, и разбежались, кроме одной девочки примерно такого же возраста, как сама Зения. Из своей постели леди Эстер потребовала, чтобы для мисс Уильямс приготовили одно из волшебных снадобий. Но сейчас Зения уверена, что маленькая служанка неправильно выдержала пропорции, потому что именно после приема снадобья мисс Уильямс почувствовала такую боль в желудке, что кричала и корчилась, пока не впала в смертельное оцепенение, продолжавшееся три дня до самой ее кончины. Когда леди Эстер узнала, что мисс Уильямс умерла, дом наполнился воплями, напоминавшими жуткий вой дикого животного или визг дьявола в аду. И тогда после смерти мисс Уильямс Зению отправили в пустыню.
Сейчас она стояла в гостиной, слепо глядя на маленький стол возле двери, пока не приказала себе отвлечься от давнего ужаса, и тогда заметила уголок бумаги, упавшей под стол. Нагнувшись, она подняла ее и сразу же узнала свою записку, которую послала ему несколько дней назад. Печать на ней так и не была сломана. Держа бумагу в руке, Зения подумала, что записку, должно быть, подсунули под дверь, а потом, не заметив, оттолкнули в сторону. Вероятно, лорд Уинтер вовсе не отказывался прийти или ответить, просто он уже некоторое время оставался болен, хотя служанка сказала доктору Уэллсу, что до сегодняшнего дня он был в полном сознании и она считала, что он пошел на поправку.
Зения вспомнила о юридических документах, которые доставили ей, и решила, что их, наверное, послали до того, как ему стало совсем плохо, потому что на их составление требовалось время. Теперь все казалось ей не важным, кроме звука затрудненного дыхания лорда Уинтера, попыток заставить его пить, принимать микстуру и пилюли и поддерживать в комнате постоянную температуру. Когда наступила ночь, у него уже не осталось сил даже говорить и метаться, и он лежал тихо, его лоб стал сухим и горячим, а каждый вздох – тяжелым и прерывистым. Доктор Уэллс, снявший номер в отеле, предупредил их, что можно ожидать кризиса, и велел вызвать его, когда он наступит.
Лорд Белмейн оставался в кресле возле кровати. Он, видимо, думал, что Зения знает гораздо больше, чем она на самом деле знала, и не раз спрашивал ее мнения о том, не становится ли хуже лорду Уинтеру и не следует ли им позвать доктора Уэллса.
– Я думаю, лорд Уинтер уснул, – уведомила Зения.
– О, уснул, – с облегчением вздохнул его отец. Он смотрел на сына, и в тусклом свете лампы проглядывал влажный блеск его глаз. – Я никогда не видел его больным, – тихо признался он. – Ни разу!
– Он очень, очень сильный, раз выжил после раны, полученной в пустыне. – Почувствовав в его голосе скрытую панику, Зения постаралась говорить спокойно. – Теперь, после месяца хорошего питания и отдыха в Англии, он стал еще сильнее.
– Да, верно. – Лорду Белмейну очень хотелось, чтобы его убеждали. – Мисс Элизабет тоже так страдала? – спросил он после долгой паузы.
– О нет, нет.
– Я рад. Я понимаю, – граф прочистил горло, – в детстве болезнь переносится легче.
– Да, доктор, лечивший Элизабет, тоже так сказал.
Лорд Белмейн внимательно посмотрел на сына, внезапно встал, сделал несколько шагов, затем остановился и обернулся.
– Во всем виноват я. – Он со страдальческим видом, застыв, стоял в центре комнаты. – Я виноват, – повторил он. – Я был убежден, что он никогда не будет болеть; я смертельно боялся, что он заболеет. Корь! Господи, прости меня! – Зения непроизвольно покачала головой в знак несогласия, но граф, не обращая на нее внимания, продолжал: – Я не позволял ему ходить в школу и встречаться с деревенскими детьми. Он никогда не болел. Я считал, что это очень хорошо… Я не знал… Я думал, люди перерастают. Я даже не подозревал, что взрослые вообще могут болеть корью, тем более… – Он замолчал. – Бог знает, я свыкся с мыслью, что могу потерять его во время одной из его безрассудных авантюр! А его шрам?! Но если так случится, если он умрет и я буду тому причиной… – Лорд Белмейн, ничего не видя, покачал головой. – Я молю Господа простить меня. Сам я никогда себя не прощу.
Часы показывали второй час ночи, когда они послали за доктором. Вначале показалось, что лорду Уинтеру стало легче дышать, но его дыхание казалось таким тихим, что Зения для контроля положила руку ему на шею. Кожа под ее пальцами была пылающей и сухой, пульса даже не прощупывалось, и только грудь слабо-слабо поднималась в коротких беззвучных вдохах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122