Одежды эмира казались ослепительно белыми и строгими по сравнению с яркими пурпурными, зелеными и красными одеждами Рашида, и его ага ; шнур, завязанный поверх головного платка, был сплетен из простой темной шерсти, а не из золотых нитей. На почетном месте по правую руку от принца Сауда сидел египетский генерал, обращавший на себя внимание своими турецкими шароварами, красным плащом и феской с длинной кисточкой. Он держал на коленях винтовку лорда Уинтера и так увлекся ее изучением, что даже не поднял головы, когда в зале внезапно смолкли все разговоры.
Стоя в дверях, Зения чувствовала присутствие лорда Уинтера у себя за спиной. В тишине она слышала дыхание мужчины, тихое и ровное, и спокойствие лорда Уинтера для нее было подобно ощущению его крепкой руки на своем плече. Зения подумала о матери, представила себя на ее месте, на месте леди Эстер, которая, презрев все опасности, бросила вызов самому Ибрагим-паше, всю жизнь отличаясь постоянным, безрассудным, не считающимся ни с чем мужеством, и гордо вскинула подбородок.
– Кто вы? – пройдя в центр зала и остановившись, обратилась она к принцу Сауду звенящим голосом, взлетевшим к самой крыше.
У эмира слегка округлились глаза, его крючковатый нос заострился, черные глаза на сухощавом лице налились негодованием, и в течение мгновения, всего лишь мгновения, казалось, что он сейчас вскочит с места. Но эмир вовремя справился с собой – если бы он встал перед ней, значит, он признал бы ее главенство. Окружавшие его мужчины тихо заворчали, но, когда принц Рашид поднял руку, сразу же замолкли.
– Халид Ибн-Сауд, многих лет ему и процветания, и да благословит Аллах моего принца, – сглаживая ситуацию, ответил Рашид и слегка повернул голову к эмиру ваххабитов. – Дочь Эстер, королевы инглези. Она прибыла в пустыню, чтобы взять себе в мужья принца.
– Да покарает ее Аллах! – выкрикнул сподвижник Халида, тоже одетый в строгие белые одежды, один из верховных религиозных служителей, занимавшийся толкованием законов Корана. – Именем Пророка, пусть будут прокляты и она, и ее родители, и весь ее род, и все инглези!
Сделав шаг вперед, Зения подняла руку, словно собралась ударить его, и ближайшие к ней мужчины слегка попятились, но она, несколько мгновений подержав руку поднятой, опустила ее.
– Трусы! – бросила она мужчинам. – Биллах, вы отступаете перед женщиной?
– Женщина в мужской одежде! Отвратительно! – воскликнул шейх. – Прикрой свое бесстыдство, и пусть Аллах распорет тебе живот!
У Зении от ужаса сжалось горло, но ее лицо осталось спокойным. Она не стала обращать внимания на шейха, а пристально посмотрела на принца Рашида, зная со слов лорда Уинтера, что принц взял их под свою защиту.
– Я должна терпеть его слова? – спросила она.
– Вы мои гости, – ответил он.
– Нет, – язвительно перебил его эмир Сауд, – на нее не распространяются законы гостеприимства. Эта женщина обвиняется мной в безнравственности и пороке. Она должна быть наказана. И мужчина, который с ней, тоже – как франкский шпион.
Египетский генерал поднял голову и, опершись на ствол винтовки, с тоской посмотрел на эмира темными немигающими глазами.
– Завтра утром в назначенный час в присутствии собравшегося благочестивого народа голова этого мужчины должна быть отрублена мечом, – заявил принц Халид, – а женщина будет забита камнями до смерти. Так решил я, во имя Пророка и Аллаха, всемилостивейшего и сострадающего!
Глава 8
Снова оказавшись в своей тюрьме, они сидели молча. Засунув себе под спину подушку, Арден прислонился головой к побеленной известкой стене и долгое время сидел с закрытыми глазами. В нем шла внутренняя борьба, его мозг отказывался осознавать действительность, и Арден, как за якорь, ухватился за физические ощущения. Он сосредоточился на грубой стене за его плечами, на ковре под собой, на случайном шуме водяного колеса, доносившемся снаружи через узкие окна, и глубоко вдохнул сухой, ничем не пахнущий воздух, который напомнил ему о пустыне. Открыв глаза, Арден увидел напротив себя фигуру, показавшуюся ему невероятно маленькой рядом с одной из двух огромных колонн, поддерживавших крышу.
Он видел бедуинского мальчика, безбородого Селима, застенчивого и отважного, красивого ребенка со спутанными волосами и огромными подведенными черной краской глазами, с маленькими огрубевшими руками и ногами. Перед ним сидел мальчик, чей смертный приговор тяжким, горьким бременем лежал на плечах Ардена.
Но видение было подобно рисунку, который он когда-то видел: темный и светлый силуэты на первый взгляд казались причудливой вазой, а в следующий миг оказывались парой лиц, обращенных друг к другу. Подобно тому как он всматривался в силуэт и видел только вазу, так и сейчас он смотрел и не мог увидеть никого, кроме Селима, пока в какой-то момент у него в мозгу не произошла трансформация, и тогда он увидел иной образ.
Арден увидел женщину, совершенно взрослую, тонкую как тростинка, с кожей, загоревшей до темно-золотого цвета, и с теми же огромными глазами, которые со страданием смотрели на него, женщину, которую он не знал и тем не менее знал. Она была англичанкой, дочерью своей матери, невероятно запущенной, но такой прекрасной, что его сердце, казалось, готово разорваться от страдания, неспособное выдержать силу ее красоты.
Арден понимал, что Селим для него уже потерян. Он сердился, что его лишили друга, и грустил о мальчике, которого никогда не было. Но при взгляде на реальность с новой точки зрения его наполнили чувства, неподвластные человеку, чувства, которых он не мог преодолеть, и Арден оцепенел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122