Обе великолепно смотрелись в трауре, но ни та ни другая по элегантности и шику даже близко не могли подступиться к младшей своей сестре.– Что Ливи не любила поднимать шум, – ответила Тони.– У Ливи все должно было идти как по маслу, – согласилась Делия. – Даже в детстве она стремилась избегать всяких ссор и недоразумений.– Так к вопросу о недоразумениях...И Тони рассказала сестре о двух претендентках на роль леди Банкрофт и об их идентичных заявлениях.– Естественно, – сохраняя равнодушное спокойствие, красноречиво приподняла плечо Делия. – То же самое я слышала от Маргариты Барнард и ничуть не удивлюсь, если услышу еще с полдюжины таких же заявлений.– Но сказать такое на похоронах моей матери! – низким, злым голосом прошипела Роз.– Билли – лакомый кусочек, дорогая племянница, – прагматично заметила Тони.– Все равно, это ужасно! Он может жениться на ком хочет, но я не желаю, чтобы его любовницы трезвонили здесь во все колокола о своем триумфе. Особенно та! А теперь простите, мне надо заняться гостями...Глядя ей вслед, Тони вздохнула:– Если бы у Ливи была хоть десятая доля силы воли Роз...– В такие моменты, как этот, Роз очень напоминает мне нашу маму, – задумчиво изрекла Делия.– Господи, вот уж кто действительно был человеком железной воли.– А нас донимала, потому что очень многого хотела для нас... особенно для Ливи. Ты же помнишь, она просто души в ней не чаяла.– А папа? Называл ее: моя белая лебедушка. Помнишь? – В голосе Делии не было зависти.Роз тщательно следила за тем, чтобы представители фирмы, обслуживавшей похороны, убрали все за собой, чтобы количество взятой напрокат и сданной фарфоровой посуды и стаканов точно совпадало, чтобы скатерти из камчатного полотна, тканные вручную и потому незаменимые, были аккуратно сложены все вместе – потом их вручную выстирает личная прачка Рэндольфов, – чтобы китайский фарфор не бросали в посудомоечную машину.– Как когда-то мама. – Диана прислонилась к дверному косяку огромной кухни, сплошь увешанной медными кастрюлями, тазами и остро пахнущей полынным эстрагоном. – Почему мне никогда не удается быть такой же собранной?.. Тебе всегда было наплевать на желание матери во всем стремиться к совершенству, а теперь посмотри на себя... «Вы сделали это? Вы уверены, что сделали то? Ну-ка, проверим, что тут у вас вышло?» Здорово же ты изменилась.– Надеюсь, – ответила Роз, не обращая внимания на ее саркастический тон, – так и должно быть, когда взрослеешь, или я не права?– Ты имеешь в виду, что до сих пор я так и не повзрослела?Оторвавшись от пересчитывания столового серебра, Роз выпрямилась.– Диана, не начинай все сначала. Если хочешь, чтобы я поверила, что ты действительно повзрослела, веди себя соответственно!В одной руке Диана держала пустой стакан, в другой, которую она вытащила из-за спины, оказалась бутылка шампанского.– А не напиться ли мне шампанским... «водичкой нашей мамочки», как его называет папа?– Мама действительно любила шампанское, но никогда не напивалась им допьяна.– Мама многих вещей не делала... особенно тех, которые ты хотела, чтобы она делала. – Диана залпом выпила шампанское. – Она бы, например, никогда не пригласила сюда ту дешевую блондинку. Я увидела, как ты с ней любезничала. Скорее всего, кто-нибудь из твоих калифорнийских подружек из коммуны?– Она явилась сюда без моего приглашения – если ее не пригласил твой папочка.Диана так и взвилась.– Всегда мой папочка! Он, кстати, был и твоим отцом, во всяком случае, с того дня, как женился на твоей матери!В это время Роз заворачивала в зеленое байковое сукно тяжелые столовые ножи из георгианского серебра, скатывая и завязывая их в тугие свертки, перед тем как положить в специально для этих целей предусмотренную коробку, изготовленную из красного дерева; сама же коробка потом будет помещена в сейф, где хранилось все столовое серебро. Оторвавшись от работы, Роз подняла глаза на свою единоутробную сестру.– Никогда, – тихо сказала она, но таким тоном, что Диана густо покраснела.– Привет! – раздалось в напряженной, звенящей тишине. – Я что, прервал очередное заседание братства сестер?Роз увидела стоявшего на пороге и опиравшегося – как это умел делать только он – о дверной косяк брата Дианы. Дэвид приветливо улыбался. Брат Дианы обладал достоинствами, начисто у нее отсутствовавшими, – очарованием и привлекательной внешностью. И потому был любим как женщинами, так и мужчинами. В этом отношении он полностью пошел в свою мать.– А где остальные члены нашей очаровательной семейки?– Джонни разговаривает по телефону с женой...– У нее есть что-нибудь новенькое?– Да нет, насколько мне известно.Жена Джонни Рэндольфа-младшего вот-вот должна была родить двойню и потому на похоронах ее не было.– Другая пара двойняшек где-то укрылась, скорее всего, висят на своих переносных телефонах, проверяя, все ли папочкины миллиарды на месте, а его светлость, Милорд, – так Роз назвала Билли после того, как он получил титул барона, – болтается где-нибудь в парке, общаясь с природой и с зятем, своим самым ревностным сторонником.– Я бы сейчас с удовольствием выпил чашечку кофе, которым так славится Селестина... Все это шампанское... Кофе осталось?– Пойди и спроси у Селестины. Она в бельевой.Дэвид повернулся было, чтобы идти, затем снова обернулся, словно вспомнил, зачем приходил.– Что это был за мужчина с бриллиантом в ухе?– Его зовут Джулио Хернандес, он художник. Мама брала у него уроки живописи до того, как заболела.– А-а...И Дэвид отправился на поиски Селестины.– А это что за новости! – с горечью воскликнула Диана. – С каких пор у мамы возникло желание стать художницей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127