И. Лесной.
13.09.89 г.»

Точно такое же известие пришло в адрес и Галины Андреевны. Вдова Нестора
Махно, изнуренная двумя войнами, бегствами, лагерями, нищетой и бесправи
ем, уже не узнала о том, чего столь долго добивалась. Однако приятно все же
закончить данный тяжелый сюжет на доброй вести.
Теперь последний краткий сюжет Ц о Елене Несторовне Михненко. Конечно,
договорившись с Галиной Андреевной о встрече в Джамбуле, я понятия не им
ел, что там обитает еще и дочь Нестора Ивановича. Тут, посреди азиатских ст
епей, довелось с ней познакомиться. Но прежде, чем поведать свое личное вп
ечатление, приведу письмо, которое она отправила матери из ссыльного для
нее Казахстана в мордовский политический лагерь.
Намеренно не исправляю орфографию: тогда Елена Несторовна русский знал
а совсем плохо, грамматические и всякие иные ошибки ее, недавней парижан
ки, дают дополнительный оттенок к ее образу и несчастной судьбе. Ее письм
о, уже цитированное, отправленное матери три с лишним года спустя, написа
но по-русски вполне грамотно и графически четко. Добавим еще для совреме
нного читателя, что лагерной переписки той поры у нас почти не сохранило
сь, поэтому письмо ссыльной дочери в адрес матери-каторжанки уже само со
бой представляет большой исторический интерес. Характерен сам вид этог
о письма: тетрадная страничка, исписанная химическими чернилами с обеих
сторон самым мельчайшим почерком, автор эпистолии явно должна была бере
чь бумагу. Итак, воспроизводим письмо Елены Михненко от 25 апреля 1950 года:


«Дорогая мамочка
Письмо от 7 февраля получила. Пиши теперь на следующий адрес Каз. ССР Ц Дж
амбульск… об. Ц ст. Луговая (Село Луговое) Октябрьская ул. № 17 Швейный цех. Е
. Н. Михненко. На Розу Котлер не пиши, она уехала, только указывай мою фамили
ю и все. Вот кратко как я жила с мая м-ц 1948 г. я поступила через один м-ц в райпо
треб-союз, буфетчицей. Работала один месяц и закрыли столовую, и через мес
яц была снова без работы, тут меня поддержал сапожник, я в скоре заболела т
ифом и лежала два м-ца в больнице (август-сентябрь 48 г.). Пока я лежала в боль
нице мне этот сапожник носил кушать, а когда я вышла из больницы я узнала ч
то это все он носил мне за деньги приобретены продажей моих вещей, я остал
ась без ничего и он скоро уехал оправдываясь тем что у него денег не было а
видал что мне глодно, иму было жалко меня и он решил распорядится и мне ск
азать правду только когда я выздоровлю. Он рассуждал так: лиж бе здоровье,
а остальное все будет, и по неволе мне пришлось мериться незная до сех пор
сердиться или нет. Когда я вышла из больницы у меня было осложнение на печ
ень и уши. Сейчас печень нормально а слух средний.
В октябре 48 г. я поступила на железно-дорожный ресторан посудомойкой. (Есл
и бы я хотела быть официанткой в этот момент я бы не могла из-за одежды) раб
отала сутками и двое отдыхала. Жила в чеченской семьи. В декабре я была уво
лена по сокращению штата, в январе я поступила посудомойкой в ОРС железн
одорожная организация, работала в паровозном депо. В марте бела уволена
из-за документов. Если бы не это то во всех организациях можно быстро прод
винутся посылают на курсы поваров и т. д. в каждой отрасли можно продвинут
ся но не мне с моей фамилией и происхождением. При каждой перемены работы
у меня была перемена с квартирами. Единственные друзья фотографы уехали
на Украину. В период моей работе в ресторане зимой 48 г. я побрила голову, вол
осы выросли через 6 месяц, кудрявые, а теперь эти кудри отходят, прямо жалк
о.
Но я продолжаю насчет работы. Перед отъездом фотографы в марте м-це меня у
строили домработницей о одной врачихи, одинокая с девочкой. Я у ней пораб
отала до мая м-ц 49 г. И вот как прожила эту зиму с 48 на 49 г. раздетая и босая с пер
еменами каждые три м-ца. Это самое жуткое воспоминание моей жизни. И когда
я еду с села на станцию у меня остается тяжелые впечатления от этой станц
ии. Даже как на зло развалился дом где жили фотографы и если я хочу припомн
ить несколько приятных минут в этой семьи то только смотреш на кучи кирп
ичей. В эту зиму 48 г. на 49 г. я лазела по поровозам и тендерам и выпрашивала у м
ашинистов уголь. Таскала его, грязная, потная. Я с дрожу вспоминаю эту зиму
. Весной я в мае 49 г. поступила на сырзавод, меня взяли на пробу один месяц. По
томучто работа тяжелая физическая, и мне сказали что я врядле справлюсь.
Но я старалась и кое как выдержала меня оставили. Через три м-ца в августе
завода разделили и дня часть перекочевала со скотом в горы 20 км от района.
Я тоже перекочевала в горы Ц я принимала молоко, топила, мыла и таскала фл
яги и кроме этого я была свинаркой, была на двух окладов у меня было шесть
казенных свиней Ц огромные до двух годичных. Ездила в район три раза в ме
сяц, возила сливки на быках. Работала все лето, поступила в члены профсоюз
а, добилась трудовой книжки. К осени я уже искала себе работу каждый раз ка
к ездила со сливками, бегала по организациям и мне в Потребсоюзе обещали
работу на официантку, я предупредила своего майора на отметки что осеню
я останус без работы потомучто сезон молока кончаеться и всех увольняют
. Майор обещал меня устроить. Работа была тяжелая на заводе, к осени я увол
елась потомучто работа зимняя мне не по силам, хоть меня оставляли но над
о была перейти на хозяйственные работы как копать мазать, белит, лед заго
товлять, ледник копать, это не в моих силах, и я так летом ели выдержала, а в
холод раздетой никак невозможно. Вот так я жила до октября 1949 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49