Жили они в
розь, Елена воспитывалась в семьях знакомых анархов, училась во французс
кой школе, украинского языка не знала вовсе, русский быстро забылся.
Связи с родиной у них почти не было. Махновское движение никаких плодоно
сящих ростков на Украине не оставило. Один из видных махновских атаманов
Лепетченко в двадцатых годах мирно торговал мороженым. О Задове уже гов
орилось. Теперь о третьем уцелевшем командире Махно Ц Викторе Белаше. И
з него, видимо, выудили в ГПУ все нужные данные (агентура Ц вещь бесценная
для подобных учреждений), а потом до времени отпустили.
В тюрьме В.Белаш написал свои «воспоминания» об истории махновского дви
жения. Объемистый этот труд опубликован лишь частично (В. Ф. Белаш. «Воспом
инания о гражданской войне». Харьков, 1930), до сих пор ценнейшее свидетельст
во ближайшего сподвижника Махно у нас плохо использовано и недостаточн
о оценено. Как я слышал, на Украине вскоре готовится полное издание этого
весьма примечательного исторического источника.
…Прошли годы, десятилетия. И вот в Москве, прочитав мою статью, в 1976 году ко м
не пришел сын Белаша Ц Александр Викторович, рассказал: отец был 1893 года р
ождения, после окончания гражданской переехал на Кубань, в тридцатых год
ах проживал в Краснодаре, работал механиком при мастерской союза охотни
ков, там его арестовали, и 30 декабря 1937-го приговорили к расстрелу; 29 апреля 1976
года Белаша Виктора Федоровича посмертно оправдали «за отсутствием со
става преступления».
Полон драматизма и рассказ Галины Андреевны:
Ц Летом 1919 года расстреляли моего отца (это когда Махно объявили «вне зак
она». Ц С. С.) , мать просила его скрыться, но он сказал, что не може
т отвечать за дочь, которая без его согласия сошлась Бог знает-с кем. Расс
треляли его после митинга вместе со священником и учителем, который преп
одавал махновцам атеизм, Ц всего их было семь человек. Мать моя умерла от
голода на Украине в 1933 году.
А вот судьба и старшего брата Галины Андреевны (цитирую ее письмо ко мне о
т 22 декабря 1968 года): «Приблизительно в 1935 году брат Николай, высланный из Кие
ва в село Песчаный Брод, писал мне, что приехал он туда с семьей Ц женой Юз
ефой (Юзей) и тремя детьми Ц двумя мальчиками, Сережей и Женей, и девочкой
Галей. Поселились они там в нашей хате. Жить было невероятно тяжело. Все он
и были очень ослаблены и истощены. Не в силах были даже засадить и обработ
ать огород. Дети буквально умирали с голоду. Посовещались с женой, брат ре
шил «разойтись» с ней до лучших времен. Юзя с Галей должны были вернуться
в Киев и там как-нибудь устраиваться. Мальчиков решили оставить на вокза
ле в Кировограде в надежде, что их подберет милиция и устроит в детдом. Оте
ц усадил их на скамейку на вокзале и ходил вокруг и наблюдал за ними до тех
пор, пока их наконец подобрала-таки милиция».
Галина Андреевна передала мне два письма к ней племянника Жени, оба от 1959 г
ода. Сергей, сообщает он, перед войной куда-то исчез Ц «он был связан с пре
ступным миром». С началом войны, пишет далее Женя, «наш детдом в количеств
е 600 человек пешком начали эвакуировать в тыл. В Днепропетровске мы сели в
поезд и доехали до Сталинграда. Оттуда Волгой в Саратов. На место прибыло
нас 150 человек, остальные погибли от бомбежек и обстрелов с воздуха и от бо
лезней. Потом наш детдом превратили в ремесленное училище, через год мы б
ыли уже рабочими… Отец (брат Галины Андреевны Ц Николай. Ц С. С.)
замерз на пути между Песчаным бродом и Помошной (железнодорожная ст
анция за девять километров. Ц С. С), и никто из родственников да
же не хотел его похоронить, никто не знает и где похоронили. Это было в 1937 г…
Мать искала нас, но ей сообщили, что нас нет в живых, и когда я пришел к ней, о
на узнала меня и упала в обморок… Сейчас я Ц Кузьменко Николай Иванович,
так меня перекрестили в детдоме» (однако оба письма к тетке он подписал «
Женя»). Ну, добавить к этому простому рассказу тоже нечего…
Еще Галина Андреевна сообщила про одно обстоятельство, меня поразившее:
в 30-х годах Аршинов-Марин перебрался в Москву, причем даже, кажется, с семь
ей. Что случилось в советской столице со всеми ними, нетрудно предположи
ть, но ни малейших сведений на этот счет у нас нет, как и о том, что же толкну
ло его на такой безумный шаг.
Нестор Махно прожил во Франции болеее десяти лет, но так и не прижился. Пол
итической деятельностью почти не занимался. Посещал небольшой кружок а
нархистов, таких же одиноких и нищих, как и он сам. Чего-то пописывал в само
дельном анархистском журнальчике «Дело труда», выходившем в Париже на р
усском языке ничтожным тиражом.
Вот, однако, единственный интересный эпизод из журнальных занятий Махно
. Летом 1928 года в Москве и Одессе одновременно появились в газетах «воспом
инания» некоего Леглера, бывшего помощника свирепого Белы Куна в годы гр
ажданской войны. Публикация имела главной целью дать очередной «разобл
ачительный» материал о Махно, а попутно Ц возвеличить тогдашнего комин
терновского деятеля, который, согласно тем же «воспоминаниям», и был вер
шителем победы над Врангелем. Махно как-то узнал об этой публикации и нап
ечатал протестующее письмо в том самом «Деле труда» (№ 37 Ц 38).
Заметка написана, видимо, им самим Ц тяжело, неумело, цитировать ее скучн
о. Характерен, однако, перечень тех, кого Махно, помимо Леглера, обвинял в к
левете на себя: «деникинско-врангелевского, а теперь большевистского ге
нерала Слащева и французского писателя-коммуниста Барбюса», а также, по
его выражению, «хорошо пристроившихся к большевистской власти писател
ей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49