– Не соблаговолите изложить?
– Охотно. По моим данным моролинги в полукилометре отсюда, у подножия одного из «домов». Нельзя их спугнуть.
– Так-так, – вмешался Цанс. – Вы что-то от нас скрываете. Во-первых, откуда вам известно, где находятся моролинги. Что значит «по моим данным»? Они другие, нежели у нас? Во-вторых, неужели у моролингов есть пеленгаторы. Иначе, что значит «спугнуть»? В-третьих…
– Профессор, не спешите так, – прервал я Цанса. – Господин Брубер объяснит нам все по дороге. Какой там азимут?
– Двести десять, – ответил Брубер.
– Вейлинг, ты слышал?
– Слышал.
– Тогда, вперед. Вы, господин Брубер, идите следом. Потом вы, профессор. Последним пойду я, буду следить, чтобы никто не отстал.
Мы распределились и пошли. Скромные пожитки и тем более один единственный бластер, я никому не доверил. Вейлинг не проявлял должного энтузиазма, шел вяло, заросли чистил только для себя. Отстать от него мы не боялись. Вообще, по-моему, только Вейлинг боялся встречи с моролингами больше меня. А может – и меньше – раз он не читал «Моролингов». Профессор и писатель то и дело останавливались, чтобы получше рассмотреть какое-нибудь растение или животное. Оба не были биологами, поэтому задачу перед собой поставили минимальную: научиться отличать ауранских животных от растений. Брубер обозвал кого-то «тварью». Между ними возник спор, следует ли называть тварями только животных, или растение – это тоже тварь. Строгому смысловому анализу была подвергнута фраза «каждой твари по паре». Выходило, что твари должны быть обязательно разнополыми.
Спор прекратился, когда одна из местных тварей, смахивавшая на шестиногого попугая или крупную пернатую саранчу, напала на Брубера сзади. Я подскочил и отогнал тварь ножом. Цанс причитал: «только не убивайте, только не убивайте». Кстати, Брубер рисковал попасть под нож больше, чем шестиногий попугай, но, кажется, Цанс имел в виду как раз попугая. Потом они заспорили по поводу моролингов. Брубер говорил, что моролингов надо предоставить самих себе и изучать по мере возможности. Цанс утверждал прямо противоположное – моролингов надо изучать, но, по мере возможности, не трогать.
Бруберу было поручено время от времени окликать Вейлинга, а Вейлингу – откликаться. Вскоре эта перекличка надоела и тому и другому.
– Как ваша аллергия? – спросил меня Цанс.
Он уже знал, что у меня на все планеты, кроме Фаона и Земли, стойкая аллергия.
– Нос заложило, – признался я.
– Пахнет дымом, – обрадовал он меня.
Я встал как вкопанный. Брубер плелся чуть впереди. Я зашипел ему:
– Эй, писатель, стойте.
Он остановился.
– Где Вейлинг?
– Там, – он указал на заросли шипастого бамбука.
– Вы уверены?
Он пожал плечами. В зарослях точно кто-то шевелился, даже мелькала серая верхняя часть комбинезона в пятнах грязи.
– Дайте ваш комлог, – велел я Цансу.
Он подал, потом открыл рот, чтобы спросить, зачем мне его комлог. Я размахнулся и бросил комлог в сторону серого пятна, целя чуть выше.
– Вы там спятили?! – Из ветвей показалась физиономия Вейлинга. Он потирал затылок. – Ильинский, ваша работа?
У меня отлегло от сердца.
– Почему вы не воспользовались своим? – с любопытством спросил меня Цанс.
– Ваш тяжелее. Вейлинг, подбери комлог и отдай профессору. Ты перестал откликаться, и мы за тебя испугались.
Несколько минут мы искали в болотной жиже комлог Цанса. Насилу нашли.
– Хорошо что водонепроницаемый, – с облегчением сказал Цанс, вытирая рукавом испачканный прибор.
– Объясните все-таки, зачем нужна была эта комедия? – продолжал негодовать Вейлинг.
– Это не комедия, это роман, причем трагический. В романе господина Брубера моролинги по очереди подменяют исследователей, спасшихся после авиакатастрофы. То есть моролинги убивали впередиидущего… – я многозначительно посмотрел на Вейлинга, – …надевали его одежду и вели оставшихся исследователей по кругу, назад к разбитому флаеру. Так они поступали, пока не перебили всех исследователей.
Вейлинг окрысился:
– Значит, вы мною пожертвовали, как самым малоценным.
– Ну не профессором же мне жертвовать, – ответил я с самой неподдельной искренностью.
– Спасибо, – сказал мне Цанс. – Однако дымом все равно пахнет.
– Азимут?
Брубер улыбнулся и сделал вид, что принюхивается.
– Сто пятьдесят… нет, стоп, сто пятьдесят три.
– Вот не подумал бы… – изумленно глядя на писателя, протянул Цанс.
– Вейлинг, ступайте в… назад.
Он с готовностью выполнил приказ.
– Возьми рюкзак, отвечаешь за него головой, – добавил я. – Всем надеть шлемы.
Метров тридцать мы шли низко согнувшись, еще десять – на четвереньках. Местами вода была по грудь. Дрожащими от волнения руками я раздвинул стебли шипастого бамбука.
Флаера не было. «Затянуло», – мелькнула мысль, но я ее сразу же отверг, ведь если бы его затянуло, как бы он тогда дымил?
Пятнадцать метров ползком по травянистому подъему, и перед нами открылась сухая, утоптанная поляна. Дальше, но на каком расстоянии – боюсь сказать, возвышалась трапециевидная скала-дом, ее основание закрывали деревья.
Посреди поляны горел костер, от него шел дым – обычный дым от горящего дерева, а не от горящей обшивки. Вокруг костра сидело четверо моролингов, потом к ним подошел еще один. Тот, что подошел был невысокого роста, кривоног и с небольшим животом, он сел лицом ко мне. Три моролинга сидели спиной ко мне, одного я видел в полупрофиль. В руках они держали дымящиеся трубки из шипастого бамбука, срезанные шипы напоминали о себе продолговатыми бородавками. Время от времени моролинги вдыхали из трубок дым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120