– Любопытную, – кивнул Брубер. Он о чем-то напряженно думал. Два раза наклонился к Цансу, очевидно, желая что-то спросить, но оба раза передумал. Присутствие одно из нас – меня или Вейлинга – ему мешало.
– Тим, – обратился я к Вейлингу, – дрова закончились.
– Вы что, замерзли?
– По дыму нас быстрее найдут. Ты из нас самый молодой, поэтому тебе и идти за дровами.
– Не говорите ерунды.
– Собери и сухих и сырых. Сухие пойдут на растопку, от сырых больше дыма. И кончай ломаться, надоело…
Брубер и Цанс красноречиво посмотрели на Вейлинга, дескать, чего же ты сидишь, когда задача поставлена.
– Ну и жара, – пожаловался Вейлинг, крутя ручкой встроенного в комбинезон кондиционера. – Подохнуть можно.
– Можно, – согласился я. – Так ты идешь?
– Если я вам мешаю, то почему бы вам самим не отойти куда-нибудь.
– Во-первых нас больше, во-вторых мы старше, в-третьих – лучше вооружены. Еще аргументы нужны? – у меня вышел какой-то слоган бойскаутов.
Вейлинг со вздохом встал.
– Только ради вас, господа, – сказал он не мне. Регулируя на ходу кондиционер, он побрел к ближайшим зарослям шиповатого бамбука.
– Не слишком ли жестко вы с ним… – нахмурился Цанс. – Еще заблудится.
– Не заблудится. По-моему, господин писатель хотел у вас что-то спросить.
– Вы как ведущий в ток-шоу, – усмехнулся Брубер. – Слушая моролинга – назовем его так – я вспомнил ужин, которым вы накормили меня после семинара в Фаонском университете.
– Чего вы ждали от университетской столовой! – буркнул Цанс.
– Я оговорился – не ужин, а беседу за ужином. Там были академик Чигур, вы, профессор, и еще этот доцент… Сёмин. Вы спорили, можно ли доверять исследованиям Спенсера. Семин настаивал, чтобы вы прокомментировали наблюдения Спенсера за моролигами, точнее – за индейцами-кивара – как их назвали в те времена. Как я помню, Семин привел три его интересных наблюдения: отсутствие у кивара культа предков, таинственный ритуал ворчу и имена, произносимые в обратном порядке или не произносимые вовсе…
– Да-да, я тоже помню, – кивнул Цанс. – Семин хотел унизить меня в ваших глазах. Спенсер не только сделал наблюдения, но дал им объяснение. Его объяснение Семину отлично известно, он считает его смехотворным. А я с этим объяснением согласен.
– В чем же оно состоит?
– Спенсер полагал, что моролинги верят, что души их предков обитают в мире, где время течет в обратную сторону. Ритуал под названием «ворча» – это ни что иное, как встреча с собственной душой, которая способна давать советы своему бывшему, но еще живому, носителю. Поэтому соплеменники в повседневном общении не пользуются настоящими именами. Имя моролингу нужно для общения с душой, то есть для ритуала ворчу. Обращаясь к своей душе, он произносит имя шиворот-навыворот для того, чтобы в мире духов имя прозвучало правильно. Я не знаю, что видят во сне моролинги. Возможно, самих себя, но старше, или своих потомков. Но ясно одно: когда есть возможность посоветоваться с собственной душой, которой известно будущее, нет никакой необходимости общаться с предками – они мало что знают.
– Что же тут смешного?
– Мне возражали, что первобытные племена даже обычное течение времени плохо себе представляют, не говоря уж об обратном. Ведь это чистая абстракция – время, текущее вспять. Кивара-муравьедов трудно заподозрить в избытке абстрактного мышления. У них нет слова, ознчивающего то, что мы называем «время».
– Веское возражение…
– Пускай… Но давайте вспомним один пассаж у Дюркгейма – пассаж, растиражированный впоследствии Леви-Стросом. Индеец из племени Дакота формулирует метафизику, совпадающую с метафизикой философа Бергсона с точностью до терминологии. Вряд ли индеец читал Бергсона, и тем более – согласился с его метафизикой… Вот вам и веское возражение! Со времен Бергсона и Спенсера вселенная с противоположной стрелой времени перестала быть умозрительной абстракцией, она существует, поскольку существуют темпороны. А у моролингов – небо эмпирея имеет противоположную стрелу времени.
– Да, – оживился Брубер, – но если пойти еще дальше: почему бы не предположить, что моролинги перехватывают темпороны, что они воспринимают эти частицы, как мы с вами воспринимаем видимый свет. Иными словами, моролинги видят будущее. Такое предположение противоречит современной физике?
– Будущего нет, – отрезал Цанс. – Будущее – это фикция. Когда мне говорят, что кто-то видит будущее, я советую сходить к офтальмологу.
– Почему не к психиатру? – спросил я.
– Потому что я говорю это не в издевку. Я даю дельный совет. Будущее включает в себя все возможности развития настоящего, поэтому из настоящего оно смотрится размазанным, как при близорукости или как сквозь мутное стекло, выражаясь библейским языком.
Несмотря на эту отповедь, Брубера понесло в философию:
– Имея дар предвидения, кивара шелеста листвы остались первобытным племенем. В сущности, они не получили никаких преимуществ по сравнению с остальными народами.
– Нас, остальные народы, манит неизвестность, – нравоучительно ответил Цанс. – Фатализм, даже обоснованный, в конечном итоге бесплоден…
Вернулся Вейлинг с охапкой веток. По земле он волочил какого-то зверя, держа его за хвост.
– Вот, принес на ужин, – он швырнул ящерообразного урода к нашим ногам. Урод вдруг ожил, вспрыгнул к Бруберу на колени и убежал. Второе за день нападение местных обитателей перепугало писателя до смерти.
Вейлинг свалил ветки возле кострища.
– Они не убегут? – осторожно спросил Цанс.
Я занялся костром.

28
Дуг прилетел чрез сорок пять минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120