Они почти не решались говорить, не решались смотреть
друг на друга. К прежней легкой светской беседе путь был закрыт, они
слишком втянулись в тон иносказаний, под которым скрывается тайный тре-
пет нескромных вожделений. Разговор не завязывался; они то и дело умол-
кали, словно споткнувшись о препятствие, начинали снова и опять умолка-
ли, подавленные упорным молчанием мальчика.
Особенно тягостно было его мрачное молчание для матери. Она осторожно
взглянула на него, увидела его плотно сжатые губы и впервые с испугом
заметила, как он похож на своего отца в минуты раздражения или досады.
Напоминание о муже было очень неприятно сейчас, когда она увлеклась лю-
бовной игрой. Бледный темноглазый мальчик с нахмуренным лбом и насторо-
женным взглядом казался ей зловещим призраком, стражем ее совести, и от-
того что он сидел так близко от нее в тесноте коляски, его присутствие
вдвойне угнетало ее. Вдруг Эдгар поднял взгляд, и в то же мгновение и он
и она опустили глаза: впервые в жизни мать и сын почувствовали, что сле-
дят друг за другом. До сих пор они слепо доверяли друг другу, но теперь
что-то изменилось, что-то встало между ними. Впервые в жизни они наблю-
дали друг друга со стороны, отделяли свою судьбу от судьбы другого - уже
с затаенной ненавистью, столь новой для них, что они еще не смели соз-
наться себе в этом.
Все трое облегченно вздохнули, когда коляска остановилась перед гос-
тиницей. Прогулка не удалась. Это чувствовали все, но никто не решался
высказать. Эдгар первый выпрыгнул из коляски. Его мать, под - предлогом
головной боли, поспешно поднялась к себе. Она очень устала, и ей хоте-
лось побыть одной. Эдгар и барон остались внизу. Барон расплатился с ку-
чером, посмотрел на часы и направился в вестибюль, не обращая внимания
на мальчика. Стройный, изящный, он прошел мимо него своей легкой, упру-
гой походкой, которая так пленяла Эдгара, что он еще вчера пытался под-
ражать ей перед зеркалом. Он прошел мимо Эдгара, даже не взглянув на не-
го. Очевидно, он забыл о мальчике, оставил его стоять возле коляски с
лошадьми, как будто ему нет до него никакого дела.
Когда Эдгар увидел, с каким равнодушием от него уходит тот, кого он,
несмотря ни на что, все еще боготворил, отчаяние охватило его. Ушел, да-
же не задев его плащом, не сказав ни слова. За что? Он не чувствовал за
собой никакой вины. Самообладание, стоившее ему такого труда, изменило
ему; насильно поддерживаемое бремя собственного достоинства соскользнуло
с его слабых плеч, и он опять стал ребенком - беспомощным, покорным, ка-
ким был еще вчера. Против своей воли, уступая внезапному непреодолимому
порыву, он догнал барона, загородил ему дорогу к лестнице и, весь дрожа,
сказал сдавленным голосом, едва удерживая слезы:
- Что я вам сделал, что вы меня и знать не хотите? Почему вы со мной
обращаетесь, как с чужим? И мама тоже. Почему вы всегда отсылаете меня?
Разве я вам мешаю или я в чем-нибудь виноват?
Барон смутился. В голосе мальчика было что-то, что его пристыдило,
тронуло. Ему стало жаль простодушного мальчугана. - Эди, ты дурачок!
Просто я сегодня не в духе. А ты хороший мальчик, и я тебя очень люблю.
- Он крепко потрепал Эдгара за вихор, но отвернулся, чтобы не смотреть в
полные слез молящие детские глаза. Комедия, которую он разыгрывал, начи-
нала его тяготить. Ему стало совестно, что он с таким холодным расчетом
возбудил к себе любовь этого ребенка, и больно было слушать его то-
ненький, вздрагивающий от затаенных рыданий голос. - Ступай наверх, Эди,
а вечером мы опять будем дружить, вот увидишь, - сказал он примири-
тельно.
- И вы скажете маме, чтобы она не отсылала меня спать? Правда?
- Скажу, Эди, скажу, - улыбнулся барон. - А теперь иди, мне нужно пе-
реодеться к обеду.
Эдгар, успокоенный, поднялся к себе. Но скоро в его сердце опять зас-
тучал молоточек. Со вчерашнего дня он стал старше на несколько лет; не-
ведомый гость - недоверие - уже прочно поселился в его детском сердце.
Он ждал. Ведь скоро все должно было решиться. За обедом они сидели
втроем. Время подошло к девяти часам, но мать не посылала его спать. Это
встревожило его. Почему она, вопреки обыкновению, как раз сегодня позво-
ляет ему так долго оставаться внизу? Уж не сказал ли барон об их угово-
ре? Он уже горько раскаивался в том, что побежал за бароном и так довер-
чиво излил ему душу. В десять часов его мать вдруг поднялась и прости-
лась с бароном. И странно: видимо, и он не удивился такому раннему уходу
и не удерживал ее. Все громче стучал молоточек в груди мальчика.
Наступил решительный момент. Он, как ни в чем не бывало, без возраже-
ний последовал за матерью. Но дойдя до двери, он вдруг поднял глаза. И в
эту секунду он поймал улыбающийся взгляд матери, брошенный через его го-
лову в сторону барона, - взгляд, изобличавший тайный сговор. Итак, барон
предал его. Вот почему мать так рано уходит: они решили сегодня рассеять
его подозрения, чтобы он не мешал им завтра.
- Негодяй, - пробормотал он.
- Что ты говоришь? - спросила мать.
- Ничего, - процедил он сквозь зубы. И у него теперь есть своя тайна.
Имя ей - ненависть, безграничная ненависть к ним обоим.

МОЛЧАНИЕ

Волнение Эдгара улеглось. Наконец, все прояснилось и стало на место.
Итак - ненависть и открытая вражда. Теперь, когда он убедился, что он им
в тягость, быть с ними сделалось для него изощренным, жестоким наслажде-
нием. Он упивался мыслью, что мешает им, что может, наконец, сразиться с
ними во всеоружии своей вражды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27